Марк Твен - Вильсон Мякинная голова

Ночь пролетѣла незамѣтно для Вильсона, и день значительно уже подвинулся впередъ. Къ тому времени, когда адвокатъ поспѣшно проглатывалъ свой завтракъ, пробило девять часовъ и засѣданіе суда должно было уже открыться. Вильсонъ явился въ судъ на свое мѣсто съ коллекціей отпечатковъ, опоздавъ ровнехонько на двѣнадцать минутъ.

Томъ Дрисколль мимоходомъ заглянулъ въ эту коллекцію слегка подтолкнулъ локтемъ своего пріятеля и, лукаво подмигивая однимъ глазомъ, сказалъ:

— Мякинная Голова обнаруживаетъ рѣдкостную дѣловитость. Убѣдившись въ невозможности выиграть процессъ, онъ хочетъ по возможности воспользоваться случаемъ дабы безъ всякихъ денежныхъ издержекъ заручиться блистательнѣйшей рекламой въ пользу изобрѣтенныхъ имъ украшеній для оконныхъ стеколъ во дворцахъ.

Вильсону было объявлено, что свидѣтельницы его еще не успѣли одѣться надлежащомъ образомъ и явятся нѣсколько позднѣе. Тогда онъ всталъ и объявилъ, что, по всѣмъ вѣроятіямъ, не будетъ имѣть случая воспользоваться ихъ показаніемъ (по залу пробѣжалъ насмѣшливый ропотъ: «Это уже рѣшительное отступленіе. Онъ безъ боя кладетъ оружіе»). Вильсонъ продолжалъ:

— У меня имѣются другія доказательства несравненно болѣе рѣшающаго свойства (всѣ стали внимательно прислушиваться, но, вмѣстѣ съ тѣмъ, по залу пробѣжалъ ропотъ изумленія, къ которому примѣшивался замѣтный оттѣнокъ разочарованія). Можетъ показаться страннымъ, — продолжалъ Вильсонъ, — что я позволилъ себѣ столь внезапно представлять суду эти новыя доказательства, но, въ извиненіе себѣ, осмѣлюсь объяснить, что открылъ существованіе ихъ лишь вчера, поздно вечеромъ. Съ тѣхъ поръ я все время разсматривалъ эти доказательства и приводилъ ихъ въ порядокъ, такъ что закончилъ свою работу лишь полчаса тому назадъ. Я не премину представить ее на разсмотрѣніе суда, но прежде всего желалъ бы сказать, съ дозволенія суда, нѣсколько вступительныхъ словъ.

«Главный доводъ обвиненія, выдвинутый, на первое мѣсто — доводъ, на которомъ представитель обвинительной власти настаивалъ съ особеннымъ упорствомъ, пожалуй даже чрезмѣрно рѣзкимъ вызывающимъ образомъ, заключаяся въ слѣдующемъ: „Человѣкъ, рука котораго оставила окровавленные отпечатки своихъ пальцевъ на рукояти индійскаго кинжала, безъ сомнѣнія и совершилъ преступленіе“. — Вильсонъ остановился и помолчавъ нѣсколько мгновеній, дабы усилить впечатлѣніе того, что собирался сказать, присовокупилъ совершенно спокойнымъ тономъ: — Мы соглашаемся въ данномъ случаѣ съ обвинительной властью и признаемъ этотъ доводъ неопровержимо вѣрнымъ.

По залу пробѣжало словно электрическое сотрясеніе. Никто не былъ приготовленъ къ такому заявленію со стороны защиты. Повсюду загудѣлъ ропотъ изумленія. Высказывались даже вполголоса подозрѣнія: „не помѣшался ли злополучный адвокатъ отъ переутомленія“? Даже самъ предсѣдатель суда, несмотря на многолѣтнюю свою опытность по части ловушекъ и замаскированныхъ батарей, такъ часто употребляющихся въ американскомъ уголовномъ судопроизводствѣ, не рѣшился сразу повѣрить своимъ ушамъ и спросилъ у защитника: что именно онъ хотѣлъ этимъ сказать? Лицо Говарда сохранило обычное свое спокойное выраженіе, но безпечная увѣренность въ успѣхѣ, которою дышали передъ тѣмъ его поза и манера держаться, на мгновеніе пошатнулись. Вильсонъ объяснилъ:

— Мы не только признаемъ этотъ доводъ, но радостно привѣтствуемъ его и кладемъ въ основу нашей защиты. Вмѣстѣ съ тѣмъ, откладывая до надлежащей минуты дальнѣйшее разсмотрѣніе этого пункта, мы перейдемъ пока къ изложенію другихъ обстоятельствъ дѣла, выясненіе которыхъ находимъ желательнымъ, дабы выставить упомянутый главный доводъ въ надлежащемъ свѣтѣ и въ подобающей ему обстановкѣ.

Излагая свой взглядъ на причины и побудительные поводы къ убійству судьи Дрисколля, защитникъ взялъ на себя смѣлость сдѣлать нѣсколько предположеній, предназначавшихся къ тому чтобы заполнить пробѣлы въ данныхъ, добытыхъ судебнымъ слѣдствіемъ. Такія гипотезы могли, по мнѣнію защиты, быть полезными для разъясненія дѣла, въ случаѣ, если бы оказались удачными и въ то же время, въ противномъ случаѣ, не могли принести ни малѣйшаго ущерба.

— Нѣкоторыя обстоятельства разсматриваемаго теперь дѣла, — заявилъ Вильсонъ, — указываютъ, повидимому, совсѣмъ не на ту причину убійства, которую выставляетъ обвинительная власть. Я лично убѣжденъ, что поводомъ къ убійству послужилъ грабежъ, а вовсе не мщеніе. Утверждали, будто присутствіе обвиняемыхъ близнецовъ на мѣстѣ катастрофы, какъ разъ послѣ заявленія о томъ, что одинъ изъ нихъ долженъ лишить жизни судью Дрисколля или же самъ лишиться жизни при первой съ нимъ встрѣчѣ, непровержимо доказываетъ виновность моихъ кліентовъ. Инстинктъ самосохраненія побуждалъ будто бы ихъ тайно проникнуть въ домъ судьи и спасти графа Луиджи, умертвивъ его противника.

Позволительно освѣдомиться, однако: чего ради остались они на мѣстѣ преступленія, если оно было дѣйствительно ими учинено? Г-жа Праттъ не слышала призыва на помощь и проснулась лишь нѣсколькими мгновеніями позднѣе, но, всетаки, вбѣжавъ въ кабинетъ, нашла тамъ обвиняемыхъ, которые стояли, не двигаясь съ мѣста и не дѣлая никакихъ попытокъ къ побѣгу. Еслибъ графы Капелли были на самомъ дѣлѣ виновны, они успѣли бы выбѣжать изъ дома судьи, раньше чѣмъ г-жа Праттъ добѣжала до кабинета. Если бы инстинктъ самосохраненія оказывался у нихъ развитымъ настолько сильно, что могъ побудить ихъ къ убійству безоружнаго человѣка, то отчего же онъ внезапно утратился, какъ разъ тогда, когда ему слѣдовало бы проявиться всего энергичнѣе? Развѣ кто-нибудь изъ насъ остался бы при такихъ обстоятельствахъ на мѣстѣ преступленія? Не будемъ клеветать подобнымъ образомъ на собственный свой здравый смыслъ!

„Обвинительная власть сильно напирала также и на то обстоятельство, что обвиняемые предлагали очень крупное вознагражденіе за тотъ самый кинжалъ, которымъ впослѣдствіи совершено было убійство. Ожидали, что воръ явится, дабы получить такую солидную награду, а такъ какъ онъ не явился, то въ этомъ усматриваютъ теперь вѣсскую косвенную улику, свидѣтельствующую якобы о томъ, чго кинжалъ вовсе не былъ украденъ. Утверждаютъ, что объявленіе о пропажи кинжала и обѣщаніе выдать крупную награду тому, кто вернетъ его законнымъ владѣльцамъ, являлось просто-на просто шарлатанствомъ или, выражаясь точнѣе, обманомъ на почвѣ тщеславія. Обстоятельство это, въ связи съ достопамятнымъ и какъ бы пророческимъ заявленіемъ покойнаго касательно кинжала, найденнаго потомъ въ роковомъ кабинетѣ, гдѣ возлѣ убитаго не оказалось другого живого человѣка, кромѣ владѣльца кинжала и его брата, завершаетъ будто бы неопровержимую цѣпь доказательствъ, свидѣтельствующихъ, что убійство учинено именно моими злополучными кліентами.