Ольга Шалацкая - Киевские крокодилы

К вящему удовольствию Алексеевны, увесистый графин очищенной очутился на столе. Она сама внесла его, любовно придерживая руками, зная, что рюмка-другая не минует и ее.

Балабанова залпом выпила рюмку, потом налила Алексеевне.

— Будьте здоровы, — сказала Алексеевна, с наслаждением высасывая жидкость.

— Вы отчего же, Терентьевна, не выпьете? — заметила Балабанова, разливая бульон по тарелкам.

— Будь она проклята, — отозвалась старуха, хотя в голосе ее не слышалось твердости: так иногда ругает мать балованное любимое детище.

— По-моему, лучше всегда немножко пить, нежели запойничать, — вставила Алексеевна.

— Что вы меня попрекаете запоем, — огрызнулась Терентьевна. — Я вот добросовестно исполняла барынины приказания, а вы зашли в монополию и просидели там два часа.

— Озябла и вошла погреться… сиделица знакомая…

— Полно спорить! Говорите, что узнали? — перебила Балабанова.

— Г-жа Затынайко не приняла нас, под самым носом хлопнула дверью и сказала, что не покупает старых вещей. Я не удовлетворилась этим, обошла все квартиры во дворе и забрала справки о ней. Барыня гордая, знакомства с жильцами не ведет, дети тоже: если выйдут на двор погулять в хорошую погоду — играют особняком. Живет неизвестно какими средствами: то родные помогают, почтальон приносит иногда письма и денежные повестки, то сама зарабатывает: рисует по фарфору портреты для надгробных памятников, — рапортовала Терентьевна.

— Наружность ее какова? — спрашивала Балабанова: — опишите подробно.

— Через запертые двери я не могла ее разглядеть.

— А как же вы утром говорили: глаза — плошки, не видать ни крошки?

— Раньше встречала ее в церкви или на улице, но не было особой нужды приглядываться, — вынырнула старуха.

— Вы что, Алексеевна, узнали?

— Меня тоже не приняла, хотя постучала я деликатно в дверь: а не так, как они, — Алексеевна указала на Терентьевну, — кулаком, со всего размаху, будто разбойник Стенька Разин ломится, али Пугачев. Барыня Затынайко вышла и спросила; что вам угодно? Не соблаговолите ли, сударыня, купить малопоношенных вещей? есть шелковая юбка фиолетового цвета, бурнус, накидка. Извините, говорит, ничего не могу купить. Извольте хоть взглянуть, сударыня, чудные вещи, возражаю я. Бесполезно смотреть, ответила барыня и ушла.

Я тогда помялась немного во дворе, никто ничего не купил. Народ все грубый, необразованный, ремесленный. По-моему — деликатной даме неприлично жить между ними.

Подали жаркое с фаршем и огурцами. Балабанова налила вина себе и приживалкам.

— Она рисует по фарфору? — сказала Татьяна Ивановна с залоснившимися щеками и блистающим взором, обдумывая что-то про себя: — это мне на руку. Так ли?

— Верно. Недавно сделала портрет булочнице Бухмиллер, у которой умер сын и получила 25 рублей.

— Разве это деньги, — с презрением отозвалась Балабанова. — Молоденькой хорошенькой женщине много нужно денег. Я, бывало, тот день считаю пропавшим, в который выручу 100, 300, 500, тысячу рублей!.. Вот как я привыкла.

— Ваши дела и теперь ничего обстоят, — вставила Алексеевна, откушавшая сладкого блюда.

— Пойду сосну немного, иначе вечером соберутся гости и я буду утомлена. Из вас кто-нибудь пусть дежурит. Только прошу меня ни в каком случае не будить, — сказала Балабанова.

— Как можно!? — отвечали старухи, крестясь на образ и поочередно прикладываясь к ручке благодетельницы.

Татьяна Ивановна поднялась со стула и поплыла в свою комнату, где возлегла на пышно взбитую постель для послеобеденного отдыха.

Старухи уселись около камина, поставив там маленький ломберный столик, захватили остаток вина, сахар на блюдечке и налили себе по стакану чаю. Алексеевна достала из кармана колоду карт. Забыв вражду и соревнование, женщины занялись игрой в свои козыри.

Не успели они окончить второй партии, как раздался звонок. Алексеевна пошла отворить двери и увидала рослого дебелого юношу, с малиновыми щеками, карими навыкате глазами, миндалевидными и с поволокой, первым пухом на верхней губе, но в несколько поношенной гимназической шинели.

— Что вам угодно? — спросила Алексеевна.

— Г-жу Балабанову можно сейчас увидеть? — осведомлялся красавец-юноша.

— Они только что прилегли отдохнуть после обеда. Вам, собственно, для чего видеть?

Юноша смутился немного.

— По личному делу… — замялся он.

— Так утром пожалуйте — от 10 до 12.

— Это несколько неудобно, в виду того, что у нас в классах идут занятия. В воскресный день можно прийти?

— По воскресным и праздничным дням Татьяна Ивановна никого не принимает. Как можно? Она христианка: захочет в собор к обедне съездить, проповедь послушать. Разве можно беспокоить? — внушительно произнесла Алексеевна и строго посмотрела на юношу.

— А вечером?

— Ни за что не примут.

— Хорошо. Я найду возможность быть в установленные часы, — пробормотал юноша.

— Ваша фамилия? — спросила Алексеевна.

— Высекин, — ответил юноша, откланиваясь.

— Мальчик приходил, такой красавец, просто загляденье, — сказала Алексеевна, возвращаясь к подруге.

Фекла Терентьевна сидела с блаженным видом: пользуясь отсутствием партнерши, она повытаскивала из колоды все важные козыри к себе на руки.

Явился полотер со щеткой в руках и быстро навел глянец на паркете, посыпая его поташем. Горничная открыла и перечистила карточные столы, вставила в канделябры новые свечи, пустила электричество. Обстановка приняла праздничный вид.

Пожилые женщины продолжали с увлечением играть в карты. Напрасно горничная Наташа останавливала их.

— Будет вам, старые греховодницы: скоро соберутся гости. Бросайте карты.

Торопливый звонок прервал ее слова и она пошла отворять двери.

Явилась Агафья Гурьевна с Лидией Осиевской.

— На минутку урвалась: в лавке оставила кума, а сама к Татьяне Ивановне с барышней.

Лида одета была в простенькое черное платье, волосы гладко причесаны. Лицо выглядело печально и, судя по глазам, первая острота горя не покинула еще ее.

— Барыня проснулась и зовет, — сказала Алексеевна Наташе.

— Умыться мне и темно-синее шелковое платье, — приказала Балабанова, сидя на постели с сердитым измятым лицом: — а прежде всего дай выпить чего-нибудь прохладительного.

— Там Тихонова ожидает вас, — объявила Наташа, подавая барыне стакан зельтерской воды. Татьяна Ивановна выпила и торопливо начала одеваться. Прежде всего она умыла лицо из большого металлического таза, потом намазала его белой эмульсией и присыпала пудрой. Наташа причесала ей голову.

Из гардероба достали роскошное синее платье с кружевами. Балабанова облачилась в него и вышла в гостиную, шурша шлейфом.