Алексей Клёнов - Искатель. 2014. Выпуск №9

— С чего это он вдруг под занавес стал рассказывать народные предания?

— Наверное, как угреш угрешам.

— Возможно. Это ты сказала им, что мы тоже угреши? Когда успела шепнуть?

— Я не говорила. А надо было?

— И я не говорил. Просто его самого спросил, угреш ли он… Может быть, рыбак рыбака? Гм, издалека…

Иван задумался. Перед глазами возникла картина: обрыв, дом над обрывом. Гера ковыляет по глиняной лестнице… С самого начала его насторожило одно обстоятельство. Казалось, Гера на самом деле почуял, что они приближаются, на самом деле увидел их издалека.

Делла игралась с камушками до поздней ночи, складывая их то друг с другом, то с теми, которыми владела прежде.

Иван долго не мог заснуть, думая о семье, с которой они сегодня общались, о странном поведении обоих супругов…

Насытившись, Гера откинулся на спинку стула, взглядом спросил у Деллы покурить — это диковинное, коричневое, — взорвал спичку, затянулся, с непривычки закашлявшись… Внезапно начал низким прочувственным голосом повествователя:

— Однажды Амамутя шел вдоль берега реки. Навстречу ему — пьяный дервиш. Он, конечно, узнал Амамутю. И помнил, что тот может выполнить любое его желание, при условии что встретит его лицом к лицу на тропе. Это закон. «Ну, говори, что тебе нужно!» — сказал Амамутя. Он мог исполнить любое его желание, любое! — Гера поднял палец вверх и замолчал, оглядывая присутствующих. — Он мог осыпать его золотом и драгоценными камнями, мог послать ему самую красивую в мире невесту. Но чего же хотелось дервишу больше всего на свете?

— Ему хотелось выпить! — весело воскликнула Делла, кивнув на бутылку.

— Правильно! — сказал Гера, уже разливая по рюмкам. — И дервиш попросил у великого Амамути штоф водки.

Иван недоумевал, чего это вдруг хозяин стал потчевать их этой историей. Более того, его жена, едва они выпили, начала свое:

— Однажды Амамутя…

Так, неторопливо перебивая друг друга, они рассказали несколько легенд, часть из которых Иван знал. Впрочем, порой они были с весьма существенными вариантами, словно детские страшилки. Вот когда бы Делле мог понадобиться диктофон…

Иван стал думать об угрешах вообще. Что это за народ, к которому он принадлежит? Почему угрешей на свете так мало?

Насколько он понимал в истории, письменность была только у больших народов: руны древних славян, например. Но угреши имели собственную письменность, причем ни на что не похожую. Когда была придумана кириллица, то древнеславянский язык стали записывать ее символами. Наряду с кириллицей действовала и глаголица… Иван вдруг пришел в сильное волнение. Он вспомнил, где видел знак, изображенный на изнанке камня из его собственного перстня.

Осторожно откинул одеяло и сел на койке. На ощупь нашел компьютер и включил. В свете монитора проявилась обстановка каюты и спящая Делла. Ее лицо, расслабленное сном, казалось не таким красивым. Он проникся нежностью к ней и рассматривал ее, пока грузился компьютер. Да, нежностью. Именно такой — не всегда в форме, не всегда неотразимой и должна быть жена…

Иван набрал в поисковике «глаголица» и через минуту уже рассматривал этот мертвый алфавит. Вот оно! Глаголическую надпись он видел во время тура по Европе, в одном из соборов Загреба… Дерево с двумя плодами. Буква называется «иже» или «I». Примечание: какая из этих букв соответствует кириллическим «И» и «I», у исследователей единого мнения нет…

Делла сказала, что этот символ обозначает «жизнь». Но почему он взят из глаголицы?

Эта мысль вернулась к нему и утром. Прежде чем встать за штурвал и вывести катер из устья, расположенного сразу за мысом неподалеку от деревни угрешей, Иван вызвал ту статью, которую читал вчера. Еще одна буква из глаголицы нашлась на камушках Деллы. В статье были ссылки — арамейское письмо, эфиопское письмо, коптское письмо, брахми. Ивана вдруг посетила смутная догадка… Он открыл все эти страницы и уже без удивления увидел, что знаки письменности угрешей заимствованы отовсюду. Это могло иметь только один смысл:

— Это не письменность, — сказал Иван. — Это — шифр.

— С чего ты взял?

— Да просто не может быть такой письменности. Вот, смотри, — он двинул по столу камушек, — явно китайский иероглиф. Ощущение, что некто, желая создать тайнопись, не стал выдумывать собственные знаки, а просто набрал из разных алфавитов готовые.

— Тогда какой же язык зашифрован в этих письменах?

— Как ты и говоришь, язык народа угреш.

— А у народа угреш нет ли какой-либо другой письменности?

— Наверное, нет.

— Точно — нет. Тогда какая же это тайнопись? Это и есть письменность угрешей.

Делла смотрела на Ивана насмешливо. Он сказал:

— Все равно остается загадкой такое смешение знаков. Вот что я думаю. Письменность угрешей была создана искусственно и создана одним человеком. Возможно, в не столь отдаленные времена. В те времена, когда народ уже примкнул к славянам и говорил на их языке.

— А у меня другое мнение. Почему ты думаешь, что некто заимствовал символы из разных грамот? Что, если наоборот?

— Тогда выходит, что угреши — самый древний народ на Земле. Но это не так.

— Откуда ты знаешь, что не так? Что мы вообще знаем о нашем народе?

— Знаем мало. Но сами эти символы кое-что говорят. Получается, что первая письменность на Земле была создана угрешами. И язык наш — это и есть праязык, от которого произошли все остальные. И письменность придумали мы. Из которой потом все взяли по чуть-чуть. Но такого не может быть.

— Да почему не может-то? — повысила голос Делла. — Очень даже может.

— Сомневаюсь. Потому что символы уж больно разнородные, чтобы изначально существовать в одном алфавите. Вот, например, — Иван двинул под руку Дёллы камушек. Взять этот иероглиф. А ну-ка…

Он, нащелкал в окошке поисковика «китайские иероглифы», полистал. Делла переместилась на его сторону стола и тоже смотрела в монитор, подперев голову кулачками.

— Вот он. Этот знак означает «вход».

Символ состоял из двух букв, похожих на «р», обращенных друг к другу зеркально.

— Точно, вход! — воскликнула Делла. — Так и есть на языке угреш. Это вроде как арка или дверь.

— Если в наш язык попал не только знак, но и само понятие, то это лишний раз доказывает, что перед нами не письменность, а тайнопись, хитроумный шифр.

— Чем бы это ни было, но я понимаю эти знаки. Могу их читать.

— Кстати, откуда ты знаешь эту письменность?

— От бабули. У нее были книги, написанные на нашем языке.

— Прямо печатные книги, типографские?

— Нет. Рукописные.

— Они теперь у тебя?

— Нет. Всё сгорело. У нас в доме был пожар. Мать и отец, оба сгорели в этом пожаре. Я играла на улице, потому и уцелела.