Юрий Кунов - Искатель, 2014 № 07

Посохин повернул ручку и открыл покрытые лаком деревянные воротца. Валентина Васильевна вошла во двор Дубко следом за майором.

Залитый цементом и чисто выметенный двор был пуст.

Рыбакова заметила, как в дверном проеме времянки мелькнул силуэт Льва Сергеевича. Майор его тоже не проглядел.

— Хозяин! Полиция! — крикнул Посохин.

Из летнего домика вышел голый по пояс Лев Сергеевич с пластмассовым ночным горшком на голове. В правой руке он сжимал проволочную рамку, которую энергично вращал перед собой. Рамка была сделана из толстой алюминиевой проволоки.

— Чем могу быть полезен? — поинтересовался Дубко у непрошеных гостей, подходя к ним почти вплотную.

— Это что такое? — Посохин с удивлением посмотрел на Валентину Васильевну. — Больной что ли?

Рыбакова улыбнулась — Лев Сергеевич с горшком на голове был похож на интеллигентного немецко-фашистского захватчика — и покачала головой.

— Что с вами, уважаемый? — с иронией спросил Посохин, глядя на пенсионера сверху вниз. Тот был ниже майора почти на голову.

— Защита от электромагнитных импульсов, — без тени насмешки ответил ему Дубко. — Инопланетяне пытаются разобраться в нашем мыслительном процессе, а пластик мешает им сканировать мой мозг.

— Они, что, у всех людей мозги пытаются сканировать?

— Ваши мозги инопланетян вряд ли могут заинтересовать, — задиристо вскинул голову пенсионер.

— Согласен, — кивнул Посохин.

— Лев Сергеевич, а рамка для чего? — спросила Валентина Васильевна.

— Помогает определить степень заражения территории.

— Чем? — Посохин с любопытством уставился на Дубко.

— Инопланетными фекалиями. Они достаточно токсичны.

Майор засмеялся. Рыбакова, отвернувшись, поправила прическу.

— Господин Дубко, тогда, может, мы пройдем в помещение? Есть не менее интересная тема для беседы, — все еще улыбаясь, сказал Посохин.

— Прошу в мой кабинет, — свободной рукой указал Лев Сергеевич на времянку.

— Спасибо!

Войдя в комнату, хозяин пригласил гостей сесть и снял с головы горшок. Рамку он положил на письменный стол.

— О чем будем беседовать, господа? — устраиваясь в стареньком кресле, спросил Дубко.

— Лев Сергеевич, вы хорошо знали Раису Квасову?

— Мою соседку?

— Вашу соседку.

— Более или менее. Что конкретно вас интересует?

— Она была пьющей женщиной?

— Она была непьющей, но и не женщиной. Я ясно выражаюсь?

— Вполне. А все-таки, может она позволяла себе водочки граммов сто пятьдесят — двести время от времени?

— Как вы мило назвали богопротивный напиток — во-доч-ка! — улыбнулся Лев Сергеевич. — Уважаете? Или уважали?

— Скорее вкушаю. Иногда.

— Понятно. С вашей-то работой, куда ж без этого. Муж Валентины Васильевны тоже иногда позволял себе.

— Позволял. — Рыбакова кивнула.

— А вот Раиса Николаевна, хотя и была скотиной, себе спуску не давала. Может поэтому и была такая злая. Постоянный стресс и никаких веселых компаний даже в праздники. Я, например, ни разу не слышал, чтобы она песни пела. Очень важный для характеристики человека показатель. «Кто поет, зла не мыслит», говаривала Екатерина II.

— Все понятно, Лев Сергеевич. А вы не были в позапрошлый понедельник, я имею в виду тридцатое мая, на старом пляже?

— Нет. В позапрошлый понедельник я ходил в душ.

— А ваша жена?

— Она плавать не умеет.

— Ладно. А с кем госпожа Квасова общалась?

— Она не общалась. Она гавкалась. Понятно выражаюсь?

— Да, вполне. С господином Кармановым она тоже гавкалась?

— Не видел и не слышал.

— А с кем слышали?

— Слышал как она гавкалась с господином Дубко. Поскольку это я.

— Я про других граждан спрашиваю. Например, с семьей Смазневых она ругалась?

— Не знаю.

— Я, значит, знаю, а вы, живя по соседству, не знаете.

— Я же дома не постоянно нахожусь. А когда дома, то веду научные наблюдения, делаю различные анализы.

— Инопланетных фекалий?

— В том числе. Когда мне следить за соседями? К тому же соседи не мой профиль.

— Хорошо, Лев Сергеевич. Значит, вы не хотите, чтобы мы поймали убийцу?

— Какого убийцу?

— Убийцу Квасовой. Мы, вот, с Валентиной Васильевной, склоняемся к тому, что вашу соседку убили.

— Вам виднее. Может и грохнули. Только я сомневаюсь, что это сделали мои соседи.

— Тогда кто? Кто это мог сделать? Товарищи по бизнесу?

— В бизнесе товарищей нет. Как и в любви. Не в сексе, сейчас товарищей по сексу хоть отбавляй, а в любви.

— Пожалуй… Так, что я еще хотел у вас спросить? — Посохин потер двумя пальцами висок. — Замутили вы мне все мозги, господин Дубко. Черт с вами! Не хотите говорить — не надо. Без вас эту сволочь поймаем.

— Господин полицейский, я буду очень рад, если вы эту сволочь поймаете. Но среди моих знакомых сволочей нет. Разве только госпожа Квасова подпадала под эту категорию.

Посохин остановился посередине переулка и огляделся.

— Так, куда теперь? — спросил он сам себя вслух. — Валентина Васильевна, а давайте сразу зайдем к Смазневым. Вы не знаете, дома у них сейчас кто-нибудь есть?

— Не знаю. — Рыбакова пожала плечами. — Павел, может, я к себе домой пойду? Зачем вам сопровождающий?

— Валентина Васильевна, вы мне ни сколько не мешаете. Даже наоборот. Соседи вам доверяют и, следовательно, часть этого доверия, когда я с вами, переносится на майора полиции. Идемте! Участковый говорил, что у Смазневых собака имеется.

— Есть. Дуня зовут.

— Большая собака?

Рыбаковой показалось, что в голосе Посохина прозвучала тревога.

— Большая, — без обиняков ответила Валентина Васильевна.

— Они ее привязывают?

— Да. А вы что, Павел, собак боитесь?

— Я уколы плохо переношу.

— За Дуню я отвечаю — никаких лишних движений. Будет гавкать пока хозяева не выйдут. Потом по ситуации. Очень умная собака.

— Давайте проверим. Кстати, вы не замерзли?

— Нет. Купальник почти высох.

— Шорты у вас намокли.

Рыбакова посмотрела вниз. Между ног на белой плащовке было хорошо различимо довольно большое темное пятно.

— Сзади тоже, — заметил Посохин.

— Ничего страшного. Человек я закаленный. Правда, вид у меня теперь непрезентабельный.

Рыбакова выпростала рубашку наружу.

— Так меньше заметно?

— Вроде нормально, — внимательно оглядев ее со всех сторон, ответил Посохин. — У меня жена подобных вещей жутко боится.

— В ее возрасте я тоже боялась. Поэтому двадцать лет назад и начала обливаться холодной водой. Ничего со мной не случится. Не волнуйтесь, писаться не буду. Да и не холодно сейчас на улице: двадцать шесть градусов по Цельсию. И это в тени, а на солнце и того больше.

— Откуда вы знаете, что двадцать шесть?