Александр Филиппов - Искатель, 2014 № 12

«Хорошо», — согласился я.

Нельзя было этого говорить. Но ведь все тогда было прекрасно. Никаких проблем. Или… Тогда все началось?

Воспоминание раскрылось, как зонтик.

В группе было трое: двое мужчин и женщина. Мужчин звали Мейдон Лоуделл и Генри Стокер, женщину — Саманта Юришич. Сотрудники отдела малых экзопланет.

«Мы изучаем образование атмосферных вихрей на очень молодых планетах малых радиусов, где атмосфера образовалась на ранней стадии эволюции и еще не успела рассеяться. По идее, в такой атмосфере…»

Я не слушал. Я плохо знал теории формирования небольших планет, теорий таких было штук пятнадцать. Эти трое наверняка придерживались какой-то одной и собиралась добыть если не однозначные доказательства, то убедительные аргументы, чтобы на очередном семинаре выступить с сенсационным (для малого круга специалистов) докладом и (или) опубликовать статью на престижном международном Интернет-портале.

Их интересовал объект Нимейер-3393..На лоцманском жаргоне: Парейра, так звали поводыря, обнаружившего этот остров.

Мария-Луиза явилась, когда я проверял крепления за-, плечных ранцев, куда Лоуделл со Стокером сумели впихнуть довольно громоздкую и массивную аппаратуру. Некоторые приборы я и опознать не смог, видел впервые, научные технологии в наше время развиваются очень быстро, благо есть цель и возможность. В прошлом году астрофизики довольствовались в переходах телескопическими системами Вентера, а эти взяли прибор Кляйнера, последнее слово техники бесконтактных наблюдений, сравнимое с первым телескопом Галилея.

«Мери, — напомнил я, — у тебя в три коллоквиум!»

«Разве мы не успеем вернуться к обеду?» — деланно удивилась она, я и отвечать не стал, спорить с Марией-Луизой, если она что-то решила, бесполезно, а то, что время возвращения я назначил на без четверти двенадцать, она знала.

«Пойдешь налегке?» — только и поинтересовался я, потому что явилась Мария-Луиза без камеры.

«Да», — небрежно ответила она, внимательно оглядев троицу, заканчивавшую приготовления к переходу, и, как я заметил, обратив особое внимание на Сенту, что уже тогда показалось мне странным.

«Они сами будут снимать, — пояснила Мария-Луиза, — и их фотографии все равно будут более профессиональными, чем мои. Так зачем же…»

Она хотела сказать, что изображениями второго сорта коллекцию не украсишь, а лучше, чем профессионалы, ей снять не удастся.

«Не старайтесь запоминать каждый остров на фарватере, — предупредил я, хотя в инструкции это положение было прописано трижды в разных формулировках. — Во-первых, все равно не запомните, а во-вторых, на финише сознание окажется запутанным, и придется потратить важные минуты, чтобы привести мысли в порядок. Готовы?»

Стокер посмотрел на меня изучающим взглядом, будто спрашивал: «А ты сам готов?», кивнул и вцепился обеими руками в поясной ремень. Лоуделл четко ответил «Готов!» и пригнулся, будто собрался прыгать. Мисс Юришич рассеянно смотрела в пространство и тихо произнесла после раздумья: «Я готова, поводырь Поляков». Интонация должна была заставить меня насторожиться, но фраза соответствовала инструкции, и тревожные колокольчики в моей голове не прозвучали.

«Уходим», — сказал я и вызвал в памяти первый остров.

Не знаю, как это происходит. Интуиционизм ничего не объясняет по той простой причине, что никто — ни психологи, ни науковеды — не знает, что такое интуиция и как она работает. Я умел это делать с малых лет. Делал не задумываясь — если начинал задумываться, ничего не получалось.

Как-то в школе — в девятом, кажется, классе — мне попался старый фантастический роман Джека Финнея «Меж двух времен». Я прочитал его, как говорят, на одном дыхании, потому что — единственный случай в художественной литературе — герой романа умел делать то же, что поводыри. То есть почти. А точнее — совсем не. Чисто внешне — похоже. Но Финнею не пришло в голову, что так, как его герой, по одной ветви многомирия переместиться невозможно — нет способа оказаться в собственном прошлом или будущем или в точке пространства вне светового конуса. А вот переместиться на далекий остров в другой ветви — запросто! То есть запросто для меня и других поводырей, которых в списке Гильдии насчитывается сто тридцать шесть. Сто тридцать шесть человек, обеспечивающих космическую экспансию человечества. Сто семнадцать мужчин и девятнадцать женщин.

Грудь распирает от гордости. Но порой подступает такая тоска…

Интуитивистика позволяет побывать в таких далеких и странных мирах, которые даже в лучшие телескопы не всегда поддаются наблюдениям. Но интуитивистика, в то же время, наш кошмар, потому что космос открыт только ста тридцати шести поводырям — и пока не удалось не только подвести теоретическую базу (хотя ясно, что мы имеем дело с квантово-механическими эффектами), но хотя бы определить, зависит ли появление лоцманского таланта, например, от генетической предрасположенности. Физики туманно рассуждают о том, что не обошлось без квантовой запутанности разных ветвей, но это и так понятно!..

Первый остров — банка Ладислава — лежал на расстоянии шестисот световых лет от Солнечной системы. Красота неописуемая. Саманта вскрикнула от восторга, хотя наверняка знала по видео и фотографиям, что здесь увидит. Банка раз двадцать становилась конечным пунктом маршрутов, информации о ней астрофизики накопили вполне достаточно. Конечно, это были разные острова, в идентичных ветвях многомирия, но практически они были неотличимы друг от друга.

«Господи Боже!» — воскликнула Мария-Луиза. Я и сам испытал восторг, в первый раз попав в центр плотной газо-пылевой туманности, освещенной с пяти сторон звездами классов В и К. Будто оказался внутри цветного раствора.

«Спокойно! — сказал я. — Смотрите, но ведь все равно забудете на следующем острове».

«Не понимаю, — пробурчал Стокер, — как получается дышать в пустоте, и тут мощное ультрафиолетовое излучение от голубых гигантов, радиация чудовищная…»

«Боязно?» — спросил я.

Боязно обычно бывало туристам-гуманитариям, их я только до банки Ладислава и водил, чтобы они эту красоту хотя бы запомнили — первый и последний пункт маршрута. Гуманитарии ничего не знали о радиации, о магнитных полях, в десятки раз превышающих земное, о космических лучах, пронизывавших тело. Без поводыря — верная смерть.

Гуманитариям было всего лишь боязно: инстинкт. А эти — специалисты, и им страшно. Восторг скоро сменится ужасом. Красота — безобразием. И первой, как обычно, перепугается Мария-Луиза.

«Лева!»

Как я и думал.

Они восхищались смертельной красотой этой вселенной, я был таким в первые годы, готов был часами наблюдать, как распухает звезда — очень медленно на взгляд наблюдателя, находящегося в десятках световых часов, но на самом деле так быстро, что никакой земной транспорт не смог бы унести прочь попавшего в беду пилота.