Михаил Самсонов - Пленники подземного тайника. В глубинах пещер. Том II

— Это сейчас тепло, а ночью — дрожжи вовсю продавать будешь, — вслед ему бросил Шараф.

Камнем с гор на землю упала темнота — густая, тяжелая, какой она бывает только в горах.

Друзья на месте отодвинутого костра устроили ложе. Полуметровый слой из хвои и травы покрыли брезентом.

— Вот теперь будет не только мягко, но и тепло от разогревшихся камней, — довольно произнес Шараф.

Рядом, закрывая вход в грот, полыхал новый костер.

Лишь только ребячьи головы прикоснулись к рюкзакам, в пещере послышалось ровное посапывание: тяжелый дневной переход, усталость давали себя знать…

— А может, ночи и не было? — сквозь сон услышали ребята Сашин голос. — Смотрите! И на улице солнце, и у нас в пещере солнце!

— А вот и луна, — протирая глаза, показал Арменак на большое серое пятно под самым потолком грота.

— Что за луна? Там, кажется, ниша? — вскочил Шараф. — Интересно, интересно…

— Интересный факт, — в тон ему многозначительно произнес и Арменак.

— Не могу заглянуть туда! Высоко! Подсадите! — крикнул Шараф.

Ребята, согнувшись и уткнувшись лбами в стену, подставили ему спины. Шараф взобрался на выступ скалы и, подсвечивая лучиком фонаря, заглянул внутрь.

Там в глубине лежали кошмы, седла. Все было под толстым слоем пыли.

«Здесь кто-то бывал, но, видно, давно», — подумал он.

Светлый экранчик забегал по бугристым стенам. В эту пещеру-грот, как заключил Шараф, был только один вход. Просунул голову, а потом и весь забрался вовнутрь и потянул за угол кошмы.

— Отойдите! — крикнул вниз.

Арменак и Саша выбежали из пещеры. Полуистлевший войлок рассыпался в руках, но же Шараф сбросил его вниз. В первые минуты Шараф ничего не мог увидеть, сотрясаясь от безудержного чихания.

— Что там такое? — кричали ему ребята, но в ответ только слышалось все то же: апчхи!

Наконец, пыль улеглась, и Шараф увидел под обрывками кошм груду винтовок, наганов, клинков, ножей.

— Вот это находка! — ахнул он. — Ребята! Смотрите, что здесь! — и протянул им винтовку, саблю, револьвер. Следом он и сам спрыгнул, отряхиваясь от пыли, толстым слоем покрывшей голову, лицо, одежду.

Ребята внимательно рассматривали трофеи. Металлические части оружия покрыты ржавчиной. Нигде ни следа смазки.

— Видно, давно они здесь лежат, — заметил Арменак.

— Вот здорово! — радовался Саша, стирая с лица рукавом грязный пот. Он вертел в руках наган, пытаясь повернуть барабан.

— Возьмем по одному, отмочим в керосине, почистим. Жалко, патронов нет, постреляли бы.

— Нет, не возьмем, — отрезал Шараф. — Все положим на место и — на свежий воздух!

Сели на овринг, упираясь спинами в скалу, взметнувшуюся вверх на десятки метров. Под ногами отвесная стена, падающая далеко вниз, где глухо рокотал не знающий покоя ни днем, ни ночью горный поток.

— Что будем делать с кладом? — вздохнул Саша.

— Как, что делать? — удивился Шараф. — Оружие пока полежит здесь, никто не возьмет, а потом сдадим в милицию. А мы займемся своим кладом… Медом!

Арменак одобрительно кивнул головой.

Саша промолчал, но весь его вид говорил о полном несогласии с этим решением.

— Подъем! — скомандовал Шараф.

Нуритдин-ака будто знал, когда ожидать ребят, потому что казан с пловом был уже накрыт крышкой. А плов лучше старого пасечника вряд ли кто мог готовить во всем селе. Но к его удивлению и обиде, ребята очень холодно отнеслись к сообщению, что на обед — плов. А он-то так старался! И пастухи словно чувствовали, что он ждет путешественников, принесли свежего мяса.

И лишь когда ребята рассказали о своем походе, о находках, у Нуритдина-ака отлегло от сердца.

— О пчелах знал, догадывался, вернее, — говорил он. — Хотел вам сказать, но потом решил, что вы сами догадаетесь. Особенно, Шараф. Он же старый пчеловод, — с любовью глянул старик на внука и продолжал:

— Оружие оставили басмачи, больше некому. В народе говорят, что где-то здесь в пещерах и золото спрятано. Бухарский эмир, спасаясь от Красной Армии, не успел тогда увезти его. Вот и запрятал где-то. А мед — бесхозяйственный, поможем нашим пчелам перетаскать его. А пока, мальчики, пчел нужно обеспечить тарой. Таскать-то им мед некуда! Надо ускорить откачку меда. А потом придется мне опять ехать в город — вощина, фляги нужны. Привезу дружков своих седобородых. Старики на пенсии, давно просятся сюда помогать. Да и в милицию заглянуть нужно будет. Оружие, хоть и старое, но дело серьезное…

Неделя пролетела, как один день. Ребята даже купаться редко ходили. Накачали две бочки меда, во все улья поставили вощину, что была в запасе у пасечника.

— И чего дедушки так долго нет? — сетовали ребята.

А старый пчеловод сидел в это время у своего старого друга, полковника милиции Наби Норматовича Норматова. Полковника он нашел только дома, больным, врачи запретили тому подниматься с постели.

За чаем Нуритдин-ака рассказал ему об оружии, что нашли школьники, о страшных ночных звуках, о загадочном старике с того берега. Полковник, не вставая с постели (благо телефон рядом), позвонил в управление и попросил направить к нему домой Теплова-младшего. Пока друзья вспоминали о прожитых годах, расспрашивали друг друга об общих знакомых, прибыл молодой лейтенант милиции Гриша Теплов.

Нуритдин-ака снова повторил свой рассказ, и решили: Теплов тоже отправится в горы с пчеловодом. Норматов сожалел, что не мог выехать сам, но упорно обещал, что следом приедет вместе со старшим Тепловым — полковником, отцом Гриши.

…Колхозный грузовик с прицепом остановился почти у самой палатки. Из кабины, припадая на протез, вышел дедушка Нуритдин. Из кузова спустились три человека. Двоих из них ребята знали — тоже пчеловоды, друзья дедушки и его одногодки — Азиз-ака и Садык-ака. Первый из них — худенький, тонкий, словно мальчик, а Садыка-ака природа комплекцией не обидела. Третий приехавший — незнакомый. На вид ему лет двадцать пять, не больше. Он в легком костюме, без головного убора, и показался ребятам футболистом. Сказал, что звать его Гриша, а фамилия Теплов. Молодой, сильный, ловкий, он почти один, без помощи ребят, разгрузил машину. Свой чемодан занес к ребятам в палатку.

— Пусть пока постоит здесь. А мы тем временем себе жилье сварганим, — и лукаво подмигнул мальчишкам.

И верно, еще до завтрака они разбили привезенную армейскую палатку.

Вечером, у костра, Шараф, что называется, из первых уст рассказывал собравшимся о ночных криках, таинственном старике, о переправе на турсуках, о пещере. Арменак и Саша, обжигаясь горячей шурпой, отчаянно кивали головами, подтверждая все сказанное.