Вячеслав Демченко - Обреченный мост

— Так я… — запротестовал было Степнов.

— Ага, — кивнул Серёга. — Спрятал под пол, а не под сиденье, и шнур к замку протянул под обшивкой, а не прямо к ручке. Нова-аторство… — насмешливо протянул он и, мгновенно посерьёзнев, деловито спросил: — Я у тебя штык от трехлинейки видел?

— Ну? — скинул с плеча ремень винтовки Степнов. — Я им каналы под бикфордов шнур бью…

— Понятно, что не в атаку ходишь, — фыркнул Серёга. — Давай, снимай.

Снайпер остался лежать на позиции, перегнувшись через киль дряхлой шлюпки, когда разведчики, петляя и пригибаясь, двинулись в сторону дома, который он им указал, не подозревая ничего дурного.

Домишко ничем не отличался бы от прочих, если б не стоял на небольшом пригорке, чуть возвышаясь над красновато-бурыми черепичными крышами. Что там было такого, что следовало бы охранять, как изнутри, так и снаружи? — расспрашивать у покойного ныне унтера было бы опасной бестактностью. Поэтому, пользуясь тем, что в их сторону глядело одно-единственное подслеповатое окошко, разведчики подобрались под него чуть ли не ползком и прильнули к стене с сырой побелкой, посеревшей от старческих дождевых разводов. Капитан Новик молча передал старшему лейтенанту Войткевичу, оказавшемуся впереди него, «Шмайссер» и забрал взамен громоздкую винтовку. Тот кивнул и двинулся за угол дома.

— Да тут колхозный драмкружок какой-то, — шепнул Яков, высунувшись обратно из-за ржавой трубы водостока через пару секунд. — Одни декорации.

Саша с недоумением поморщился и, потеснив Войткевича, сам заглянул за угол.

Стена дома, обращённая к морю, таковой и не была вовсе. То есть собственно стена, разваленная на рыхлые камни известняка, была рассыпана в палисаде, а вместо неё на ветру туго хлопала натянутая от угла до угла холстина с безыскусно намалёванными окнами. И впрямь, ни дать ни взять, — декорация какой-нибудь глубинно-народной самодеятельности.

«Что там?» — Новик попытался отыскать какую-нибудь прореху, но холст был плотно прибит по краям досками. Похоже, если окна были фальшивыми, то в качестве дверей, без всякой фальши, пользовали именно дверь, деревянное крыльцо которой с незатейливо-резными перилами выглядывало с другой стороны.

Яков пожал плечами и произнес философски:

— Измерить кошку можно, только подвесив её за хвост.

В порядке иллюстрации афоризма на ступенях крыльца показалась и кошка цвета какао с молоком, либо раскормленная не по военной поре, либо не по сезону напичканная котятами. Кружа на месте и завывая, она то и дело бросалась на хозяйскую дверь, царапая её когтями. Впрочем, сразу же успокоилась, как только дверь, к которой разведчики уже подобрались вдоль бутафорской стены, чуть приоткрылась и жилистая рука с закатанным рукавом мундира выставила на доски фаянсовую тарелку с какой-то бурдой, пахнущей рыбой.

— Эй, геноссе, — схватил за костлявое запястье Яков. — Ганса не видали?.. — повторил он недавний вопрос унтера-снайпера. И, дёрнув руку благодетеля на себя, тут же ударил ногой по рассохшимся филёнкам.

В проём отскочившей на визгливых петлях двери Войткевич нырнул уже с оглушительным автоматным треском. И вернулся раньше, чем вслед за ним поспел Новик.

— Что там? — спросил капитан, заглядывая за плечо Якова в сумрак комнаты.

— Вещь, — коротко констатировал старший лейтенант. — И если развернуть туда, куда надо, то шикарная вещь.

— А куда моего гишпанца? — очнулся Арсений, оторвав взгляд от ящиков с клеймами царского ещё «Казённого винного склада».

Малахов так — на старинный манер, — называл пленного эсэсовца. А сам тем временем умильно рассматривал двуглавых орлов на винных этикетках.

Испанец в мундире гауптштурмфюрера снова забелькотал испуганно по-немецки: «Ich nichts weiß! Ich schwöre!» [63] Я ничего не знаю, клянусь! (нем.) и засучил ногами.

Шурале Сабаев, деловито распутывая веревки, которыми за локти был привязан к стулу пленный, даже слегка пришлёпнул его широкой ладонью, отчего «гишпанец» звучно клацнул зубами.

— Кино досматривать, — буркнул Шурале.

— В Наркомзем, что ли? — уточнил Малахов.

— Угу…

— Слушай, шайтан, — подумав секунду, позвал матрос.

— Шурале, — угрюмо поправил Сабаев.

— Один шайтан, — миролюбиво согласился Арсений и булькнул из фляжки в стакан на два пальца спирта.

Ему получасом тому промывала рану отрядная санитарка, да как всегда, когда рядом оказывался Малахов, отжалела малость: «На случай загноения костного, или другого какого мозга».

— Оставь его мне, — попросил Малахов и пододвинул стакан на край ящика.

Сабаев покосился поочередно на стакан и на небо и, убедившись, что от горнего взгляда он сравнительно надёжно прикрыт перекрытием подвала, толщей скалы, а потом, как ни странно, ещё и самой мечетью, покорно вздохнул и взял стакан, хоть и заметил неприязненно:

— Сам прикончить хочешь?

— Ну-у… — протянул Арсений с такой улыбкой, что даже пленный, увидев её, сник и перестал суетиться. — «Их бин капут!», — а, Шурале…

— Зверь ты, Арсен, — вздохнул Сабаев и, поднеся стакан к губам, коротко выдохнул.

— Ну-у? — теперь вопросительно повторил Малахов, ревниво проследив за стаканом.

Шурале глотнул и зажмурил и без того узкие щёлки глаз. Почти тотчас же горним гласом возмездия прозвучал из-за двери гулкий окрик:

— Ты что там делаешь, Сабаев?

Татарский батыр поперхнулся, но глоток драгоценной влаги во рту удержал-таки. И даже отправил, куда следует, судя по судорожному движению кадыка.

— Тащи немецкого братца, — снова послышался из-за дощатой двери бас Заикина. — А нашего я уже веду.

— Не могу, Арсен, — утёр Сабаев набежавшую слезу костяшкой пальца и тем же пальцем поясняюще ткнул в сторону двери. — Сам слышишь. Приказ.

— Ну, ты гад, — процедил старший матрос Малахов, заглядывая в пустой, вернее сказать, пропавший втуне, стакан.

— Шайтан, — миролюбиво поправил Шурале.

Ход следствия казался неудовлетворительным и начальнику особого отдела партизанского отряда Станиславу Запольскому. Прежде всего, неудовлетворительным, с его точки зрения, было то, что к следствию как таковому, его, прямо сказать, не подпустили. И это с его-то опытом по допросной части? Да, у него, бывшего участкового на стратегической важности железнодорожном узле «10-й перегон», любая спекулянтка куриными яйцами, пойманная на перроне, готова была сознаться в намерении пустить под откос правительственный состав! Бывало, только растолкуешь ей разницу между II и III Интернационалами, коротко так, за часок-другой…