Богдан Сушинский - Странники войны

— Вы отлично понимаете, о каком виде контактов идет речь, — раздраженно осадил его Борман.

— Но я не уполномочен гарантировать вам прямые контакты, — тоже довольно резко ответил русский швейцарец с французской фамилией.

— Столь категорично? — опешил Борман.

— Я вообще не знаю в этом мире человека, который бы гарантировал вам связь со Сталиным. Будь вы даже премьер-министром советского правительства. Вы, очевидно, плохо представляете авторитет вождя коммунистов.

— Авторитет вашего коммунистического фюрера, господин де Лемюр, мне известен. У меня есть доступ к Гитлеру, должен быть доступ и к Сталину. Возможно, я не совсем точно выразился — это другое дело. Если же быть более точным в выражениях, то суть моего пожелания — знать мнение о моем сотрудничестве с Москвой самого Сталина. Не Молотова, не Берии — именно Сталина.

— Сталин одобряет, — голос у «финансиста» был резким, гортанным. Он явно принадлежал человеку, много раз поднимавшего солдат в атаку. «Уж не из тех ли “испанских интернационалистов”?..» — подумалось рейхслейтеру. Он знал, что в интербригадах республиканцев проходило обкатку войной и за границей немало людей, которые впоследствии стали разведчиками, диверсантами, командирами русских диверсионных отрядов.

— Чем вы можете подтвердить это?

— Хотя бы тем, что мы сидим сейчас за одним столом.

— Этого недостаточно.

— Господин Магнус читал радиограммы из Москвы, которые не оставляют никаких сомнений.

— Я действительно читал их, — подтвердил Магнус. — Да и тексты тех, что адресованы были непосредственно вам, тоже не безмолвствуют.

Появился хозяин этого мирного райского уголка — коренастый альпийский австриец с изуродованным давним ранением лицом и слегка припадающий на левую ногу. Именно эта хромота и спасала его от мобилизации. На большом деревянном подносе он держал четыре литровые кружки темного, густого, почти не пенящегося пива.

— Всякий серьезный разговор следует начинать с похвалы пиву, — упрекнул он гостей. — Только тогда он становится разговором мудрых людей.

— Мы верим, что оно мудрое, — похлопал его по плечу Борман.

Несколько минут они молча наслаждались напитком, затем Магнус поднялся и, извинившись, с кружкой в руке отправился к настоящему челну, привязанному к стволу старого полуистлевшего явора.

— Не стану мешать вам, господа, — бросил он на ходу. — Никому из вас присутствие мое помочь уже не способно. Пойду-ка я лучше познавать «мудрость» здешнего пива.

— В таком случае начнем сначала, — действительно почувствовал себя более раскованным Борман. — Каковы ваши полномочия? Я имею в виду — реальные.

— От моего впечатления от беседы с вами и от того, что я сообщу руководству НКВД, как только прибуду в Москву, зависит не только нынешнее отношение к вам в Кремле, но и ваше будущее. Такой аргумент не покажется вам слишком скупым?

Борман натужно задвигал бычеподобной шеей, словно пытался вырваться из туго затянутой петли галстука.

— В таком случае вы должны поверить в искренность моих намерений.

— А в ней никто и не сомневается, господин Борман, — все с той же хитроватой иронией заверил его де Лемюр. — Для игры с нашей разведкой у вас осталось слишком мало времени. Да и кандидатура вы для этого слишком неподходящая. То, что происходит Сейчас в «Вольфшанце» и в берлинской канцелярии фюрера, Пас не очень-то интересует. Все, что нам необходимо знать о планах вашего генштаба, мы и так знаем. Думаю, что вас это не шокирует.

— «Красная капелла», предатели-генералы и все прочие... За предателями и провокаторами дело теперь не станет. Эти мерзавцы... — на полуслове запнулся Борман, наткнувшись на презрительноубийственный взгляд «красного». Несвоевременность, несуразность его риторики была очевидной. «Сам-то ты кто? — бессловесно вопрошал де Лемюр. — Кого упрекать вздумал?»

— ...За информаторами — тоже, — окончательно вышиб его из седла русский полушвейцарец.

— Как вы понимаете, я не пытаюсь конкурировать с ними. И не стану требовать денежного вознаграждения за свои услуги. Для меня важно...

— Какие именно услуги вы имеете в виду? — невежливо прервал его де Лемюр.

— Но ведь все равно вам понадобится несколько фактов, которые подтвердили бы искренность моих намерений.

— Честно говоря, с ними я чувствовал бы себя в Москве более уверенным. А то ведь голословными заверениями в том, что Борман — наш, надежный парень, Кремль можно и не убедить.

Ветер, прорывавшийся до этого откуда-то из предгорий Восточных Альп гвдруг утих, и оба почувствовали, что солнце припекает даже сквозь крону. Они с завистью посмотрели на усевшегося спиной к ним в лозе задремавшего рыбака Магнуса.

— Вот вам факт первый, касающийся непосредственно вашего фюрера. Недавно в Россию направлена группа диверсантов с заданием убить Сталина.

Борман выдержал паузу, пытаясь убедиться, что сообщение действительно произвело на де Лемюра надлежащее впечатление. Но агент оставался невозмутимым.

— Убежден, что это не первая такая группа. Достаточно вспомнить страсти по поводу встречи в Тегеране.

— Ошибаетесь, такая — первая. До сих пор диверсионный отдел службы безопасности ни одной группы с подобным заданием в Москву не засылал.

— В таком случае — подробности, — нервно передернул плечами де Лемюр и сжал ручку пивной кружки е такой силой, словно собирался наброситься с ней на собеседника.

— Двое русских. Из военнопленных. Один — с документами майора Советской армии, другой — капитана. Кто-то из них знаком с человеком из ближайшего окружения Сталина. То ли охраны, то ли обслуживающего персонала. Возможно, даже с шофером.

— Фамилии,

— Истинные их фамилии мне неизвестны.

— Не истинные. Это мы установим, — зачастил де Лемюр. — Фамилии, имена, под которыми они прибыли в Москву.

— Не знаю. Видите ли, это секрет диверсионной службы...

— Да что вы говорите?! — съязвил де Лемюр. — Секрет? До чего дошли, а?! От собственного рейхслейтера утаивают. Но, с другой стороны, не будь эти сведения секретом рейха — в чем тогда ценность вашей информации?

— Но не все же сразу! — раскинул руки Борман.

— Ладно, — примирительно согласился разведчик, задумчиво почесав ладонью левую щеку. — Значит, майор и капитан? Это, конечно, уже кое-что. Ошарашите еще какой-нибудь новостью?

— Пока все. Но хотел бы уведомить: когда весной 1943 года Сталин обратился к фюреру с предложением вернуться к демаркационной линии, существовавшей между нашими империями до июня 1941 года, я был одним из тех, кто упорно добивался принятия его условий.

— Теперь это неактуально, — бестактно возразил де Лемюр. — Вряд ли Сталину приятно будет вспоминать о минутной слабости, толкнувшей его на это предложение.