Станислав Струмп-Войткевич - Агент № 1

Центр «004» был само олицетворение любезности. Англичане понимали, что их агента следовало бы как-го вознаградить, хотя бы морально. Так, например, Иванов с большим удовольствием расшифровал следующую депешу:

«У-372, о которой вы сообщали в докладе от 31 июля, была обнаружена в аварийном состоянии и была окончательно потоплена нашим миноносцем 4 августа».

И вообще, когда его деятельность в Греции подходила к концу, Георгий охотно занимался подведением итогов, анализировал свои успехи и неудачи, подсчитывал нанесенный врагу урон, а урон этот оказался огромным. Поэтому Георгий со спокойной совестью ждал сигнала о возвращении. Рапорт его, даже если и есть в нем какие-то ошибки и недочеты, наверняка будет воспринят в Каире с удовлетворением. Однако еще больше Георгия радовала перспектива перехода в польскую армию. Теперь-то уж он появится там не как проситель — польскому штабу, а может быть, и самому генералу Сикорскому он представит такой отчет о результатах своей работы в Греции, что его вынуждены будут признать даже самые недоброжелательные и завистливые из польских офицеров. А в том, что он вернется, у Георгия не было ни малейшего сомнения…

— Деньги будут доставлены вам домой в ближайшие дни, — доносила ему неуловимая связная из Египта, а это означало, что он сможет, наконец, расплатиться с долгами и обеспечить своему заместителю возможность работать довольно длительный срок. В тот вечер он отослал свою последнюю депешу:

«Подводная лодка У-559 на днях отправляется в патрульное плавание… Прошу сообщить день и часы, когда я должен явиться на Эвбею…»

Одно только тревожило эмиссара: после тщательной проверки, проведенной им совместно с Марианной и доктором Янатосом, выяснилось, что принимающий у них деньги Панделис Лабринопулос не все суммы передавал агенту № 1. С другой стороны, все тот же Панделис Лабринопулос оказал им огромную услугу: именно он отыскал таинственную Кети Логотети с ее миллионами. «Жди денег завтра утром», — пришла от него весточка.

Никто не знал, что же произошло. По-видимому, доведенный до полного отчаяния Апостолидис навестил Панделиса Лабринопулоса.

— Я не могу каждую неделю дожидаться очередного избиения, — вероятно, заявил он ему. — Я знаю, что ты тоже являешься сообщником Иванова. Мне придется выдать вас обоих… Предупреждаю, больше я уже не могу терпеть. Я не хотел бы выдавать друзей, но мне придется это сделать, если вы только сами не решите между собой этот вопрос. Награда мне не нужна, я просто не могу больше выносить адские мучения…

Вероятно, перепуганный Панделис долго совещался с братом; выход из создавшегося положения представлялся им в договоренности с итальянцами, которые вели себя в покоренной стране намного мягче немцев. Несмотря на отсутствие явных улик, можно считать доказанным, что цепная реакция предательства шла по линии Пандос — Апостолидис — Лабринопулос и проходила под влиянием таких сил, как зависть и корыстолюбие, корыстолюбие и страх, страх и оппортунизм.

Не ожидая ничего плохого, Георгий разговаривал в тот вечер с Малиопулосом. В тот вечер его познакомили еще с одним из членов подпольной организации.

— Стоматопулос, член нашей организации. А это мистер Джордж, наш коллега, — представил их друг другу Малиопулос.

— Хэв а сигаретт, — угостил нового знакомого мнимый англичанин.

Грек взял сигарету, поблагодарил, а потом, прикурив, заметил:

— От всей души желаю вам, чтобы мне не пришлось отдать вам долг вежливости, угощая вас вашей… последней сигаретой!

Как оказалось, Стоматопулос в качестве офицера греческой полиции очень часто присутствовал при исполнении смертных приговоров.

— Не проходит и дня, чтобы они кого-нибудь не расстреляли, — докладывал он. — Я, конечно, обо всем, что приходится мне видеть, докладываю дважды. Один раз своему начальству, второй — своей организации. Уверяю вас: каждый день гибнут лучшие сыны Греции. Как долго это еще может продолжаться?

Георгий с облегчением подумал о своем близком отъезде. В понедельник 7 сентября 1942 года, когда Иванов, теперь уже в третий раз, пользовался гостеприимством семьи Кондопулосов, его напрасно дожидались к ужину. Пришел он только в полночь. Тихонько приоткрыв дверь, он спросил Кондопулоса:

— Дядя, ты не спишь?

— Нет. Входи…

Уже с порога Георгий сказал:

— Есть хорошая новость… Пришли большие деньги…. Завтра расскажу.

— А что будет у нас завтра на обед? — спросила практичная Амфитрити, жена Кондопулоса.

— Я принесу рыбу и фасоль, — сказал капитан.

— Фасоль лучше попридержать до зимы, а мы пока что обойдемся одной рыбой… Знаете, я просто умираю от усталости! Спокойной ночи! — сказал Георгий.

Утром 8 сентября Кондопулос встал в плохом настроении. Был вторник, а вторники греки не любят, считая их тяжелыми днями. А тут еще и Амфитрити подлила масла в огонь:

— У меня какое-то предчувствие… Мне такое снилось…

— Глупости, предрассудки! — раздраженно прервал ее Кондопулос. — Пойду-ка я за рыбой. Мне тут обещали в одном месте.

Она поцеловала его и повторила:

— Очень плохое предчувствие…

Амфитрити привела себя в порядок, взяла сетку и вышла купить льда и газету «Проиа», которую обычно читал Георгий. Тут же на улице она встретила соседку, и та с места в карьер затараторила:

— Знаешь, мне снилось, что твой муж пьет из одной бутылки с Малиопулосом! Это очень нехорошо!

Амфитрити перепугалась еще больше. Она успела купить лед и газету и только тут заметила две подъехавшие легковые машины и грузовик с решетками на окнах кузова. Прекрасно понимая, что должен означать подобный визит, она вбежала во двор и бросилась к двери. Вслед за ней во двор ринулись итальянские карабинеры, вооруженные автоматами. Оглянувшись, Амфитрити увидела в первом легковом автомобиле офицера, рядом с ним фигуру человека, тщательно укутанного одеялом. В это время спрятанный от посторонних глаз предатель указывал карабинерам на квартиру Кондопулосов…

Часть итальянцев окружила дом, остальные, войдя во двор, направились прямо к двери. Амфитрити была уже у входа. Ее грубо схватили за волосы и удержали, тем временем двое карабинеров направились прямо в комнату мнимого племянника Кондопулосов. Амфитрити крикнула, чтобы предупредить Георгия, но получила сильный удар кулаком в губы и вся залилась кровью.

Георгий в это время не спал и был занят разбором каких-то бумаг. Итальянцы бросились на него, выхватили из-под подушки взятый им когда-то у Малиопулоса пистолет, приказали одеться и тут же наложили на него наручники. Выйдя из своей комнаты в сопровождении конвойных, Георгий заметил окровавленное лицо Амфитрити.