Константин Фарниев - Паутина

Кипит, гудит городской толчок. Кажется, и быть не может никакого порядка в его многоликой толпе. Свежему человеку это скопище людей в самом деле может показаться классическим примером полнейшего хаоса движений и звуков. Но если наблюдатель станет частью толпы и внимательно присмотрится к ней, то очень скоро заметит, что вроде бессмысленное перемещение людей здесь имеет четкую направленность. Так случается с человеком, который, приникая к окуляру микроскопа, впервые знакомится с броуновским движением молекул в капле воды. Поначалу кажется, что молекулы мечутся во всех направлениях без всякого толку, но, присмотревшись, наблюдатель обнаружит, что на самом деле каждая молекула имеет свою точку притяжения.

Так и на толчке. Обычно новый покупатель или новый продавец быстро устанавливает, что здесь к чему, и в зависимости от того, какой товар он покупает или предлагает, находит в этом коловращении базарной жизни свое место. Имеешь отношение к обуви — вот тебе обувной ряд, питаешь интерес к верхней одежде, головным уборам, к галантерее, скобяным товарам, книгам, коврам — всему здесь есть свое место.

Завсегдатаи толчка — это так называемые «жучки», которые управляют торговлей «своих людей», организуют им рекламу и, что самое главное, оберегают их от внимания работников БХСС. Последние хорошо знают «жучков» — этих спекулянтов-перекупщиков и другого рода толчковых дельцов, но остаются нейтральными к ним, пока «жучки» не сделают промашку — не обнаружат себя доказательно, как спекулянты или мошенники, и тогда в силу вступает закон.

Обе противоборствующие стороны внимательно следят друг за другом и за толпой, каждая преследуя свой интерес.

В обувном ряду, где, как и везде на толчке, официально разрешалось торговать только подержанным товаром, самой примечательной фигурой был «жучок» по прозвищу Квазимода: лилипут, чуть больше метра ростом, но с довольно широкими плечами, длинными, почти до самых колен руками, с безобразным лошадиным лицом, в котором особенно бросались в глаза огромный рот, похожий на акулью пасть, когда Квазимода распахивал его, рекламируя свой товар, и тяжелый сильно выдающийся вперед подбородок. Голос у Квазимоды был грубый, рот он растворял на всю его ширину, предельно обнажая один к одному ядреные зубы хищника.

Вряд ли великий французский романист Виктор Гюго мог когда-либо предполагать, что имя знаменитого героя из его романа «Собор парижской богоматери» станет кличкой мелкого спекулянта, базарного «жучка» в Осетии. Но тем не менее это было так.

— Подходи народ в мой огород! Кому подержанные сапоги, крепкие туфли! — орал Квазимода, размахивая при этом своими оглоблеподобными при его росте руками.

Грубо сколоченная, кряжистая фигура с крупной головой, длинными руками, кривыми ногами да еще большими не по росту ступнями как-то скрадывала лилипутство Квазимоды, поэтому он производил впечатление просто малорослого человека.

Работники БХСС знали его, как облупленного. Квазимода уже несколько раз сидел за спекуляцию, но, отбыв наказание, возвращался на толчок, в свой обувной ряд, к своим обязанностям «жучка». Конечно, подержанная обувь, разложенная перед ним на грязной тряпке, была только прикрытием. Истинный интерес Квазимода питал к перепродаже новой обуви, а также кож. Взгляд его маленьких, удивительно чистых голубых глаз не отрывался от окружающей толпы, замечая в ней все, что могло представлять для него интерес.

Завсегдатаи толчка, зная свирепый нрав этого урода, предпочитали с ним не связываться.

— Продаю отличные офицерские сапоги! — ревел Квазимода свою рекламу, зорко следя при этом за довольно видным парнем, который растерянно вертелся в толпе, что-то прижимая руками к груди. По всему было видно, что парень на толчке впервые, а наметанный глаз Квазимоды сразу определил в нем клиента своего профиля.

Вот взгляд парня встретился с глазами лилипута, потом упал на товар Квазимоды. Парень рванулся к Квазимоде, как к своему спасителю, и остановился напротив него.

Квазимода замолчал и вопросительно посмотрел на парня. Тот оторвал руки от груди и чуть приоткрыл полы своего пиджака. Глаза Квазимоды хищно блеснули. В одно мгновение определил он ценность предложенного ему товара. Под пиджаком у парня была пара импортных женских туфель на высоких каблуках, совершенно новых и умопомрачительно модных.

— Сколько? — только и успел спросить Квазимода.

Из-за его спины выпорхнула девица, подхватила обладателя роскошного товара под руку и в ту же секунду будто растворилась с ним в толпе.

Лилипут до того был ошарашен этой неожиданностью, что так и забыл захлопнуть свою акулью пасть. Сделал он это только тогда, когда вокруг раздался легкий смешок соседей по торговле, ставших свидетелями его конфуза.

— Ну и лихо же отбила она твоего клиента, — усмехнулся сосед Квазимоды справа — пожилой мужчина в пожелтевшем от почтенного возраста цилиндре.

— Кому босоножки дамские! — заревел вдруг Квазимода с утроенной силой, отчего испуганно вздрогнули даже привыкшие к его реву ближайшие соседи.

А девица в это время, по-свойски прижимаясь к парню своим горячим и упругим бедром, вела его сквозь толпу так, будто, кроме них, здесь никого больше не было — до того ловко увертывалась она от встречных, обгоняла шедших впереди, использовала движение толпы, как попутное течение.

Парень уже успел разглядеть свою спутницу и не считал, что ему не повезло. Красоту ее не портили даже яркий цвет помады, толстым слоем покрывавшей крупные губы девушки, и обильная краска на ее длинных ресницах. Прелесть огромных серых глаз спутницы, естественный румянец ее щек, идеальная форма носика и подбородка, стриженые светлые волосы — все это в сочетании со стройной, точеной фигуркой, которую парень успел уже разглядеть, на мгновение оторвавшись от девушки и посмотрев на нее со стороны, заворожили его с первого взгляда.

Они вынырнули из толпы и остановились, глядя друг на друга.

— Какой размер? — спросила девушка.

— Тридцать шестой.

— Ой! — обрадовалась она. — Покажи.

Парень, как бы опомнившись от транса, настороженно посмотрел на свою столь эксцентричную покупательницу. Взгляд его скользнул вниз, прошелся по вызывающе красивым ножкам и снова вернулся к лицу.

— Хочешь примерить? — улыбнулся он.

— Хочу.

Глаза ее заблестели еще сильнее.

— Но не здесь же, — пожал плечами парень.

— Отвалим к забору, — кивнула она на ограду, окружавшую толчок. Неожиданное в ее устах грубое слово «отвалим» будто встряхнуло парня, и этот толчок избавил его от наваждения. Теперь он услышал в голосе девушки хриплые нотки, а под глазами увидел темные круги — печать беспорядочной жизни, которую не прикроешь никакими пудрами и румянами. Парень уже понял, что эта девица не только красива, но и весьма опытна в размене своих красот на удовольствия жизни.