Константин Фарниев - Паутина

Ягуар, Жорж еще не знал Купца под такой кличкой, завороженно смотрел в лицо старухи и думал, что самый неустанный и самый беспощадный паук — это время, которое опутывает паутиной морщин не только тело человека, но и его мысли, мечты, желания, заковывает их в тисках старческого бессилия… Неужели и он будет когда-нибудь таким вот беззащитным и безропотным, оплетенным паутиной времени и снаружи и внутри?! Нет, ему это не грозит.

Павел тряхнул головой, освобождаясь от наваждения. Напрасно все-таки он столько читал в лагере книг. Меньше бы приходили в голову разные фантазии. Если разобраться, то ничего особенного в этой старухе нет. Обыкновенная бабка. В молодости была, на верное, шлюхой, воровкой, потом, к пожилому возрасту, заделалась перекупщицей краденого — вот и все таинства ее сегодняшней маски.

— Ты так смотришь на нее, — заговорил Жорж, когда они пошли смотреть комнату, где предстояло жить Ягуару и Хорьку, который оставался пока у Жоржа в доме, — что я подумал — вроде узнаешь ее.

— Откуда, я ее никогда не видел. А если она завтра отбросит коньки, что будет?

— Ничего. Я давно купил у нее этот дом, у меня купчая на него, все честь по чести. Она даже не знает об этом. Я не сказал нотариусу, что она плохо слышит. Он говорил ей о продаже дома, а она, как ослица, кивала головой, а потом подписывала все бумаги. До этого я говорил ей, что беру над ней опекунство и нужно подписать кое-какие ксивы.

— Молодец ты, Жорж. Чертовски хорошо, что мы встретились снова! Завтра утром приведи сюда Гошу и Рыбу. Нам надо серьезно поговорить. Пора заняться настоящим делом. Только вот нужны деньги и еще хотя бы один наган или револьвер. У тебя есть какие-нибудь предложения?

— Есть и насчет денег, и насчет оружия. Верняк, можешь не сомневаться.

— Очень хорошо, — уронил Купец, выслушав Жоржа. — Только мы сделаем по-другому. Понимаешь. — Павел оживился, глаза его засветились вдохновением. — Надо бить людишкам по нервам. Утром же спланируем операцию. Только будем иметь дело с самыми надежными из твоей кодлы и действовать в нескольких местах. Представляешь, какая в городе поднимется паника. Докажем разным сволочам, что такое настоящие урки в законе. Чтобы ты знал, особый зуб имею на ментов. Пусть только кто-нибудь из них попадется мне в руки. Я…

Павел сжал правую руку в кулак. Жоржу показалось в это мгновение, что и лицо Купца тоже превратилось в кулак, только с глазами. От этой ассоциации Жоржу стало как-то не по себе. Подумалось, что кулак Купца, так зримо выразивший смысл произнесенных им слов, поймал и его, Жоржа, и сжал в своем тесном и жестоком захвате.

Жорж покидал дом старухи с ощущением, что встреча с Купцом окончательно отбросила его от той стороны жизни, которой Жорж был враждебен, но к которой все-таки относил себя.

В квартире потерпевших нет того разгрома, который обычно оставляют после себя грабители и убийцы. Здесь все на своих местах. Даже старики — муж и жена — в своих постелях, только они мертвы. Вместо горла у них зияющие жуткой пустотой небытия дыры, из которых не так уж и давно хлестала кровь, заливая все вокруг и унося жизнь. Брызги ее видны на стенах комнаты, на полу…

Не может быть, чтобы следов крови не осталось на одежде преступников. Но как найти эти следы, как посмотреть в глаза чудовищам, которые были здесь ночью: дышали, говорили, наверное, смеялись, секли ножами горла стариков и ждали, пока их жертвы затихнут навсегда. Свидетели — племянник, единственный родственник стариков, соседи — показывают, что у потерпевших не было ценностей: золота, денег, дорогих вещей, на которые могли позариться грабители. Вот только именной маузер, подаренный бывшему красному кавалеристу за героизм и отвагу в годы гражданской войны. Маузера в квартире нет, а некогда храбрый буденовец ничего уже не скажет, как и его боевая подруга.

Маузер, бесспорно, украден. Похоже, что преступники ничего больше и не искали. Видно, для отвода глаз поворошили хозяйские вещи в гардеробе, белье в корзине, заглянули в простенькую деревянную шкатулку, где хозяйка держала свои нитки, иголки, наперстки, лоскуты тканей. Племянник Коля утверждал, что грабители и убийцы прихватили с собой разную мелочь. Пикаев и Пащенко, которые примчались сюда первыми, понимают, что главная цель ограбления — маузер. Но почему зверское убийство? Могли старики оказать грабителям такой отпор, который побудил бы бандитов к подобной жестокости? Нет, тут что-то другое. Скорее всего — ненависть. А причины ее? На этот вопрос пока нет даже предварительного ответа. Работают эксперты-криминалисты: ищут следы преступников — отпечатки их пальцев, подошв обуви, что-нибудь, могущее пролить хоть крохотный лучик света на лица вурдалаков, совершивших этот акт нечеловеческого вандализма.

Пикаев уже опросил свидетелей, они подписали свои показания. Пащенко заканчивает составление протокола осмотра места преступления, криминалисты гоже завершили свои дела, укладывают инструменты. Только фотограф все еще сверкает своей вспышкой, перенося на фотопленку фрагменты кровавой трагедии, разыгравшейся здесь сегодня ночью.

Ни одного следа, ни одной зацепки. Будто призраки ворвались в спальню и…

Дом старый, еще дореволюционной постройки. Квартира стариков на первом этаже, дверь, бесспорно, открыта ключом, потому что на замке, исследованном экспертами, нет никаких следов применения отмычки. Ключ от двери лежал под подушкой у хозяина, на ключе отпечатки пальцев только старика. Видимо, он, как всегда, и в эту роковую ночь сам закрыл входные двери квартиры на ключ и спокойно улегся спать, не подозревая, что за дверью уже стояла смерть. Почему он не оставил ключ в замке, а положил его себе под подушку? Очень странно… Племянник пока ничего объяснить не может, похоже, он совсем раздавлен несчастьем. Правда, соседи отзываются о нем отрицательно: непутевый, выпивает, бывало конфликтовал со стариками, если они не давали ему денег на выпивку. Но в то же время соседи отмечали, что злым Колю они никогда не видели, да и старики на него никому не жаловались. Жалели только: неудачник, мол, без семьи, без кола и двора, живет в заводском общежитии, что будет с ним, когда их не станет. Бывало, Коля жил у стариков по месяцу-полтора, это когда пропивал все свои деньги, и ему не на что было жить. Кормили они его, не роптали. Катя — так звали покойную — даже рада бывала, когда Коля застревал у них. Что ни говори, а сын родной сестры — единственное после мужа близкое существо.

Коля стоит тут же среди соседей и, по-детски вытирая кулаком глаза, все время плачет. Парню чуть больше тридцати, а вид потасканный, беспомощный. Пухлое, испитое лицо его с глазами, полными слез, по-настоящему несчастно.