Владимир Казаков - Время в долг
- Название:Время в долг
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Литагент «Ридеро»78ecf724-fc53-11e3-871d-0025905a0812
- Год:неизвестен
- ISBN:9785447433482
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Владимир Казаков - Время в долг краткое содержание
Если рассказать в нескольких словах, о чём эта повесть, то это будет так – она о сильных, мужественных и чистых сердцем людях.
Время в долг - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Романовский слушал не перебивая. Он представил плохо протопленную тесную комнату детского приемника. Наскоро помытые и накормленные дети подходят к сестре Анне и протягивают бирочки.
Сестра списывает с них данные в журнал.
Вводят мальчика лет трех-четырех. В руках у него ничего нет. Анне все понятно. Она уже знает историю автоколонны, перевозившей этих детей через Ладожское озеро. Две машины ушли под лед.
Немногих удалось спасти. И у этих немногих в глазенках непогасший страх. У некоторых провал памяти.
– Как тебя зовут? – спрашивает она мальчика.
– Се-а-ня, – кривит он обметанные лихорадкой, губенки.
– А как фамилия твоя, Сеня?
Мальчик молчит, угрюмо сверкая белками из-под белесых бровей.
– Говори, Сеня. Хочешь конфетку?
На ресничках у малыша закипают слезы.
– Зачем же плакать? Ведь ты мужчина! Вспомни, какая фамилия у твоей мамы? Как звали папу?
В это время в соседней комнате, где расположен хозяйственный склад, что-то тяжелое падает со стеллажей. Грохот. Зрачки мальчика мгновенно расширяются, он неожиданно закидывает стриженую голову, и полный ужаса крик встряхивает детприемник.
Его уносят. Анна устало опирается лбом на руки. Вводят другого малыша. Анна снова берется за перо, вздыхает, и на лист бумаги перед ней ложатся неровные буквы:
«Семен…»
Отчество приписывает свое: «Родионович…»
Потом, глянув на бутылку с чернилами, пишет фамилию: «Пробкин, год рождения 1940. Ленинград».
– Так что имя у него может быть не Семен, а Саня, Александр. Вот Васю записывала другая сестра. Он был весь прозрачный от голода и глазки светленькие. А на дворе туман стоял. Она и записала его Василием Тумановым.
Посидели молча: Анна Родионовна – обхватив ладонями стакан, Романовский – держа в руке ненадкусанный пирожок.
– Когда Семен уходил из детдома в ФЗО, ему дали медальон. Вот посмотрите. Не помните эту вещь?
По лицу Анны Родионовны Романовский понял, что она видит медальон впервые.
– Рюкзачки и мешочки детей в пути часто обезличивались. Но почти на всех вышивались инициалы. Может быть, медальон лежал в мешочке с инициалами, похожими на Сенины? Но это только мое предположение, а так, убейте, не помню. Прошло столько лет, человека забыть трудно, а вещи… Если они не указывали на фамилию ребенка, мы не обращали на них внимания… Хотите, покажу вам фотографию всей нашей группы перед выпуском в ФЗО?
Анна Родионовна достала из пузатого комода альбом и, полистав его, вынула большой групповой фотоснимок.
– Вот я! Вот Ава Поваров – кругленький был, как колобок, тоже где-то в авиации служит.
– Спасибо за рассказ, Анна Родионовна. Если вспомните еще что о Семене или встретите людей, помнящих его малышом, позвоните мне. Хорошо? – Романовский вырвал из записной книжки лист и написал номер телефона. – Не буду злоупотреблять вашим временем. О моем визите Семену пока не говорите. До свидания!
– Борис Николаевич! – уже на лестнице окликнула Анна Родионовна. – Вы точно уверены, что на медальоне фотография отца и сына?
– Абсолютно.
– Тогда возьмите нашу групповую фотографию – мальчики здесь довольно крупно! – и вместе с медальоном сдайте на экспертизу. В научно-техническом отделе милиции установят, идентичны ли портреты, независимо от возраста.
– Спасибо! Я обязательно воспользуюсь вашим советом.
Глава шестая. Ты должен встать!
Терещенко пришел к Аракеляну, когда тот набрасывал конспект своего выступления на отчетно-выборном собрании. Доклад он решил подготовить острый и несколько не обычный по форме. Для этого нужно было время и уединение, поэтому приход командира его не очень обрадовал.
– Присаживайтесь, товарищ командир.
– Благодарю, Сурен Карапетович. – Терещенко сел на стул верхом, опершись локтями о спинку. – Давно хочу спросить вас, почему за долгое время совместной работы вы ни разу не назвали меня по имени-отчеству?
– Я из военных. Дисциплина. А в общем, как-то не задавался этим вопросом.
– Гм… Нехорошо, парторг, приехали и не соизволили доложить о командировке.
– Я написал финансовый отчет и сдал в бухгалтерию. Остальное расскажу на бюро, в пятницу.
– Как оценили нашу работу?
– Мою плохо… Вашу? Насколько я понял – удовлетворительно.
– Гм… Ну, а…
– Вы хотите спросить о конечном результате? Почти все обвинения, изложенные в вашем рапорте, я признал.
– Еще бы! Факты!
– Признал потому, что понял одну и самую большую свою ошибку: инертность, штамп в работе с людьми. Бумага задавила нас. Чуть что: «Напиши заявление!», «Напиши объяснительную!», «Напиши характеристику», «Подай рапорт!». А послушать человека все времени не хватает. Будто не живые, а нарисованные люди с нами общаются. Бюрократы мы, товарищ командир, отпетые.
– Ну, это, дорогой, самокритиканство! На моем веку я перевидал партийных работников, но не многие из них вращались среди народа столько, сколько вы. Наша большая организация всегда чутко прислушивалась к голосу партии!
– Зато я, полномочный представитель партии, оказался не на высоте, если говорить в вашем возвышенном стиле.
– Сурен Карапетович, – прервал Терещенко. – Вы передали разговор… тот… Помните?
– О куклах и ниточках? Как же, помню… Нет. Я решил, что, говоря о жизни, как о кукольном театре, вы шутили. Правильно?
– Совершенно! – Терещенко облегченно вздохнул.
– И поэтому, когда мне предложили перевод с повышением, я отказался. Сказал, что мы отлично понимаем друг друга, и заверил, что работа пойдет на лад.
– Вы не притворяетесь, Сурен Карапетович?
– Я уверен, что работа пойдет на лад.
Терещенко встал, подошел к окну и с минуту рассеянно поглядывал на улицу.
– Ну что ж, – наконец произнес он. – Воля ваша. Тогда к делу. Отряд вошел в плановый график. Большинство прорех, указанных комиссией, залатали. Моральный климат не хуже, чем у других, финансовый – подтягиваем к запланированному. И все это за один месяц, больше половины которого – не в обиду будет сказано – вы отсутствовали.
– О ваших энергичных действиях я слышал в Москве.
– Кто говорил? Как? На каком уровне?
– Начальник политуправления на семинаре по экономике.
– Приятно… Но есть и нюансы. Вы, конечно, уже знаете о выкрутасах командира звена Романовского?
Аракелян знал. Романовский сразу же по возвращении парторга из Москвы рассказал ему все.
– Я решил объявить ему строгий выговор и вырезать талон нарушения, – медленно продолжал Терещенко. – Думаю, что довольно мягкое взыскание дополните партийным?
Что мог возразить Аракелян? Произнести речь о воспитании человека с цитатами из трудов Макаренко? Он знал, что Романовский пошел в полет исключительно ради Туманова. Что к молодому пилоту вернулась уверенность, чувство собственной полноценности. Но разве вынешь это из сердца и как вещественное доказательство предъявишь Терещенко? Романовский вылетел, когда аэропорт был закрыт погодой, – правда! Романовский поставил на ноги человека – тоже правда! Значит, становление Туманова – результат нарушения. Хвалить или ругать? Нарушение – плохой пример для остальных. Результат нарушения – второе рождение летчика. Так как же, Сурен Карапетович, – думай! Компромисса быть не может. А вдруг какая-то правда во вред делу? Но какая?
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: