Владимир Буров - Тэтэ

Хотя для кого я покупаю тачку? Для себя или для неё? Тойота, ей бы подошла. Ничего, поездит и на Рено. А зачем светиться?

Выбирать машину в магазине тоже не получится. Все магазины специализированные. В одних продают Рено, в других Тойоты, в-третьих Мерсы, в-четвертых БМВ, в пятых Мицубиси, в шестых Хонды.

Но все же я решил это сделать. Опять поехал в Москву. Пока шел от метро к остановке автобуса, смотрел на проезжавшие мимо автомобили. Среди них были такие, названия которых я вообще не знал. Один был очень хороший. Маленький, черный с крышей как у Победы и большими выпуклыми задними крыльями. Ну, спортивный! Не для нас. А что же для нас? Ну не Фольксваген же этот народный?! Все на них ездят. Не хочется.

В магазине было мало машин. Я поехал на рынок. Пока медленно двигались в пробке на Маршрутке, смотрел на иномарки тачки. Сколько же их напридумывали! А для меня нет. И точно, на рынке я совершенно замучился. Остановился у электромангала и взял шашлык.

— Ну не знаю я, что брать!

И я был уверен, что опять попался. Уже какой раз я буду покупать машину, приехав только посмотреть ее. Ну, а что делать? Я устал. Сейчас ехать в Маршрутке, потом в Метро на вокзал. Потом жариться в автобусе несколько часов. Я не могу. Ну честно. Чтобы преодолеть такое неприглядное будущее, не надо было брать с собой деньги. В крайнем случае, отдам ей эту машину. Значит, опять придется брать две. Две. Значит-т, две. Денег с собой десять штук. Каких машин только нет! Я это повторил, наверно, уже двадцатый раз за неделю. А моей нет.

Я подошел к короткобазной красно-белой Мицубиси Паджеро. Какого цвета? Двухцветный. Двенадцать тысяч просит.

— У меня только десять, — говорю я.

— Нет, нет, — продавец даже отшатнулся. — Двенадцать.

— Этот рынок, — мрачно сказал я и тяжело вздохнул, — все сбрасывают цены.

— Я тоже могу сбросить сто долларов. Максимум двести. Ну че ты хочешь, посмотри какая тачка!

— Ремонт дорогой.

— Ее не надо ремонтировать, у нее все работает.

— Годы скажут своё. Годы…

— Да че ты заладил, годы, годы! Иди тогда и купи новую.

— Наверное, я так и сделаю. За такие деньги можно взять Нексию, Форда, Рено Символ.

— Вот именно. Символ. Символ чего только? А это МАШИНА.

— Я люблю Мерседесы.

Продавец только покачал головой. Он открыл дверь, но не садился, ждал, что я еще скажу.

— Пожалуй, я поеду… я поеду в Германию. Там меня не обманут. А то выждут покойника за семьсот баксов, а потом здесь толкают в пять раз дороже.

— Если там у тебя нет знакомых, — сказал продавец Паджеро, — бесполезно, ничего хорошего ты в Германии не купишь. Ну ты же в машинах ни бум-бум.

— Сам ты не бум-бум, — разозлился я и отошел от него.

Скоро темнеть начнет. И рынок закроют. Ну и что? Я поеду домой на автобусе. Я подошел к мангалу и съел еще один шашлык. Порции маленькие. Я только недавно понял, зачем в кабаках делают маленькие порции. Оказывается, они вкуснее. В общем, так, пойду возьму Опель. Хотел же я взять немецкую тачку. Значит, возьму немецкую.

Только я начал рассматривать Опеля, как подошел продавец Паджеро и нагло ляпнул:

— Опель не машина. — Точно, я это уже слышал. Даже Фольксваген лучше. А Фольксваген — это народная машина. Какой-то заколдованный круг.

Я пошел и съел третий шашлык. Надо делать шаг в какую-то сторону. С бутылкой лимонного Швепса я подошел к Мерседесу. Он стоил пятнадцать. При большом желании я мог его взять. На книжке в Москве у меня было десять тысяч долларов.

В этот день я так и не купил машину. Остался еще на одну ночь в Москве. Этот парень с Паджеро понял, что я реальный покупатель. Он готов был отдать своего двухцветного за десять. Я не взял.

— Взял?

— Нет. Тяжелый черт.

Четверо положили дерево.

Оказалось, что ночью приехал Вара и сообщил, что Леннан выехал на передовую и заболел. Он с Хрущевым и Брежневым сейчас едут сюда.

— Нужна охота, Бидо, — сказал Вара. — Только она может вылечить Леннана.

— Где я тебе возьму охоту, друг? — спросил Бидо. — Он намазал два больших куска теплого хлеба американской тушенкой и подал один Варе. — Давай, с молоком вкусно. — Перед этим он налил два стакана холодного топленого молока.

— Американская тушенка и немецкое молоко? — Вара отодвинул сначала свой стакан. — Боюсь, меня пронесет.

— Я сначала тоже думал, что эти две вещи несовместные. Но скоро понял, что ошибался.

Вара хотел есть. Он попробовал и быстро все съел.

— Сними распятых, — сказал Вара, — поохотимся на них.

— Да они мертвы.

— Не все.

— Двое, я видел, шевелятся.

— Ну пусть снимут. А хватит, двоих-то?

— Да хватит.

— А то я могу солдат своих поставить. Они люди военные, подчинятся моему приказу.

— На людей Леннан и его гости охотиться не будут. Это не принято, Бидо. Опять ты хочешь проявить инициативу.

— Почему это? — насупился Бидо.

— По кочану. Не лезь, сука, поперек батьки в пекло. Ты меня понял?

Бидо разозлился и вытащил шашку.

— Зарублю гада! — рявкнул он и шагнул вокруг стола.

— Тихо, тихо, Бидо, а то застрелю, — Вара уже держал наготове маузер.

— Значит, ты так? — сказал Бидо. — У меня тоже есть маузер. — Он вынул из стола свой маузер. Они встали в разных концах комнаты.

— Нужны свидетели, — сказал Вара, — а то потом…

— Потом суп с котом, — ответил Бидо и стал тщательно прицеливаться.

Тут вошел Леннан со своим ординарцем товарищем Берия.

Он сказал, чтобы ребята убрали оружие.

— Даю вам полчаса, — зло проговорил Леннан. — Чтобы узе всё было готово к охоте.

Василия сняли с креста. Он чувствовал себя отвратительно. А ведь, как оказалось, провисел на кресте всего полчаса. Потрогали ноги Альбины. Она тоже была еще жива.

— Снимайте и ее, — сказал ординарец товарища Эс. Пришлось послать его организовать всю охоту. А Варе и Бидо Леннан сказал:

— Если так плохо будете выполнять мои приказы в следующий раз, сами побежите. Вы меня поняли? Вместо кабанов побежите!

Нам дали сала, хлеба и самогонки.

— Бегите, — сказал Рыжий. Но тут подошли гости товарища Эстэ Хрущев и Брежнев. Они сказали, что неинтересно будет охотиться на заморенных кабанчиков.

— Путь подкрепятся, — сказал Брежнев. — У нас есть пятнадцать минут.

— Мы подождем полчаса, — сказал либеральный Хрущев.

Альбина не могла донести до рта кусок хлеба. Руки не опускались. Василий сам с трудом дотянулся до хлеба с салом.

— Возьми с другой стороны, — сказал он Альбине. Она вцепилась в кусок зубами, но откусить не смогла.

— Жубы ломит, — сказала Альбина. — Откушить не могу. Отломи мне.

— Как? У меня тоже руки не опускаются. Постарайся откусить.

Альбина сжала зубы посильнее. Хлеб и сало упали ей в рот.