Сергей Бельченко - Фронт без линии фронта

Центральный универмаг города Сталинграда, в подвале которого был пленен командующий 3-й немецко-фашистской армией фельдмаршал Паулюс.

Группа сотрудников Сталинградского управления НКВД, принимавших активное участие в обороне города Сталинграда. Слева направо: Я. Я. Петрунин, И. А. Филиппов, А. И. Воронин, А. Литвинов, В. С. Соболевский, С. Н. Ашихманов, В. Е. Овчаров. 1967 год.

Памятник вечной славы сталинградским чекистам, солдатам и офицерам геройской 10-й дивизии войск НКВД, работникам милиции и военным контрразведчикам, павшим смертью храбрых при обороне Сталинграда. Памятник установлен на том месте, где чекисты стояли насмерть.

Немцы захватили Минск. Наш наркомат эвакуировался в Могилев. Город готовился к обороне. По улицам проходили колонны красноармейцев, проносились грузовики с бойцами, с пушками на прицепах, с красными крестами на бортах. Чувствовалось, что фронт уже близко, и город жил лихорадочной, тревожной и напряженной жизнью.

Стремясь подорвать боевой дух и сопротивление Красной Армии, вражеская разведка забрасывала в наш тыл свою агентуру. В городе шли разговоры о том, будто лазутчики сигнализируют по ночам своим бомбардировщикам электрическими фонариками, наводя их на военные и промышленные объекты; будто десантники-парашютисты перерезали коммуникации севернее, восточнее и южнее Могилева; будто фашистские шпионы действуют в красноармейской, в милицейской и даже в чекистской форме.

Из чекистов формировались отряды по борьбе с немецкими парашютистами, диверсантами и шпионами.

После отпуска мне надо было добраться до Ганцевичского района, где я работал старшим оперативным уполномоченным. Но это мне не удалось, и я направился в Могилев, где меня зачислили в отряд капитана Кирилла Андреевича Рубинова.

Вскоре поступил приказ: нашему отряду двигаться в Кличевский район и оттуда пробиваться в тыл противника и поднимать народ на священную борьбу с оккупантами.

До Кличева добрались мы только в начале июля. Сдав партийные билеты в Кличевский райком партии, утром 5 июля мы вошли в лес и, расположившись там, стали ждать того момента, когда вражеские войска продвинутся на восток.

Первую часть боевого приказа — пробраться в тыл противника — наш отряд, таким образом, выполнил. А что делать дальше? Капитан Рубинов разделил отряд на маленькие группы, по два-три человека в каждой, предоставив им возможность отправиться в любой из оккупированных районов и действовать там самостоятельно.

Наша группа — Лопачев, Кривоходов и я, назначенный старшим, — решила раздобыть вначале хоть какую-нибудь гражданскую одежду: не ходить же в чекистской форме! Вечером мы пробрались в деревню и обменяли коверкотовые гимнастерки на косоворотки, а в придачу получили еще шинель казачьего образца. Брюк и подходящей обуви в деревне не нашлось, поэтому мы остались в хромовых сапогах и форменных галифе без кантов, надеясь сбыть все это при первом удобном случае.

Шли наугад, обходя стороной деревни, отдыхая то в стогу сена, то в лесу, но уже и в эти первые дни мы, если была возможность, нарушали полевую связь противника и обстреливали одиночные обозы.

Однажды, когда мы подходили к деревне Дубинки, которая находилась километрах в двадцати от Могилева, из-за пригорка выскочил мотоцикл с тремя вооруженными немцами.

— Стой! Куда идьете? — спросил здоровенный фашист, приближаясь к нам.

Я ответил как можно спокойней:

— В Дубинки. Домой идем.

— О, карашо, карашо. Документ имейт?

Он полистал паспорт, потом сорвал с моей головы шапку и потрепал за волосы:

— Лойтенант? Да, да, вы есть лойтенант!

— Что вы, господин офицер, — замахал я руками, — меня даже мобилизовать не успели! Работал учителем в Западной Белоруссии, а теперь вот домой возвращаюсь…

Но немец, не слушая, уже повернулся к Федору Лопачеву и хлопнул ладонью по голенищу его хромового сапога.

— Ви тоже ест лойтенант? Отвечайт!

Федя начал объяснять, что он тоже учитель, что и его не успели мобилизовать.

Я бросил взгляд на второго автоматчика: стоит, глаз не спускает. На правом плече у меня висела сумка от противогаза с кое-какими продуктами, а за спиной, под лямкой шинели, кобура с пистолетом. Сделав вид, будто натерло плечо, я принялся поправлять лямки, а сам незаметно засунул руку за спину, стараясь нащупать рукоятку пистолета. Может, немцы и заметили бы эту возню, да их внимание отвлек раздутый портфель в руках у Кривоходова.

— Открывайт!

И, видя, что русский медлит, немец выхватил у него из рук портфель.

— Вас ист дас? Офицерен белье?

Белье Кривоходова чуть было не погубило нас, на нем проступал штамп: «Московская центральная школа НКГБ».

— Ге-пе-у?! — Немец отшвырнул в сторону портфель.

Испуганный этим криком, второй автоматчик замешкался, и я успел всадить пулю сначала в одного, а потом и в другого. Шоферу удалось убежать.

Мы подобрали трофеи и, пробив бензобак мотоцикла, бросились в рожь…

С большими трудностями, изможденные и больные, двигались мы кратчайшим путем в Чечерские леса. В середине августа добрались до небольшого поселка Гута Осиновская, со всех сторон окруженного девственными лесами. Здесь и остановились, даже землянку вырыли, решив обосноваться в ней надолго.

Немцев в поселке пока не было, но полицаи из своих, местных, уже появились. Правда, держались они неуверенно, робко. Колхоз еще не успели разогнать, а может быть, умышленно не захотели этого делать: надо же убрать урожай. Председатель колхоза Ефим Лукьянович Шамонин держался очень странно: полицаям не перечил, покорно выслушивал все их распоряжения, но выполнять эти распоряжения не спешил.

Надо было поближе узнать этого человека, разгадать, с кем он. Но выяснить это удалось не сразу. Ефим Лукьянович будто и охотно отвечал на наши вопросы, но по его настороженным, хитро прищуренным глазам чувствовалось, что верит он далеко не всему, в чем мы пытаемся его убедить. Даже нашим чекистским удостоверениям то ли поверил, то ли нет…

— Вижу, вижу, — повертел он мое удостоверение в руках, — бумага, она, конечно, все стерпит…

И только когда мы с Федором привели Шамонина в свою лесную землянку, он как-то сразу подобрел, и на глазах его навернулись слезы.