Дж. Диллард - Беглец. Трюкач

— Думаю, ты здорово струхнул, а?

Камерон хотел ответить, но смог только промычать что-то невнятное.

Работая челюстями, Бруссар пожевал сигару.

— Предположим, ты не обратил внимания, так? На дорогу.

— Нет, то есть, да.

Режиссер начал что-то говорить, но начальник полиции поднял руку.

— У меня идея, — сказал он. — Этот ваш да Фэ — вы говорите, он был в вертолете с камерой?

— Верно, — ответил Готтшалк.

— Снимал?

— Да.

— Тогда это должно быть на пленке?

— Что должно быть на пленке?

— То, чего они с Коулмэном могли не увидеть.

— Что ж, все возможно, — сказал режиссер со смехом. — Хотите посмотреть отснятый материал?

— И это тоже возможно?

— И это тоже, разумеется! Вашей профессиональной скрупулезностью восхищаются все. Пленка сейчас в проявке, конечно, но завтра или послезавтра я буду рад организовать для вас специальный просмотр.

— Очень обяжете, — ответил начальник полиции и поднялся на ноги.

— Конечно, Коулмэну может быть неловко. Ему, вероятно, хочется скорее забыть все это, правда, Коулмэн?

Начальник кивнул Камерону, желая выразить сочувствие:

— Ничего особенного, а?

— Естественно, — выдавил из себя Камерон. — Дело есть дело.

— Именно! — сказал Готтшалк, причмокнув. — Должен сказать, вы взяли дело этого молодого парня в оборот — и настроены решительно.

— Ничего особенного, — ответил Бруссар. — Просто, если мы не схватим его через день-два, им заинтересуются наши агенты ФБР в городе. И чем глубже эти птицы будут совать свои носы повсюду, Тем вероятнее, что им повезет.

— Я не подумал об этом, — пробормотал режиссер.

— Крутые ребята, наверное.

— Не такие уж крутые, как хотят казаться, — сказал Бруссар кисло. — Пара из них появилась здесь несколько месяцев назад, разыскивая одного парня, Пикарда, смотавшегося, когда ему пришла повестка на призывной пункт. Они загнали в угол его отца, полдня допрашивали. В конце концов так его напугали, что он признался, куда сбежал мальчишка. Бордо…

— Бордо? — встрепенулся Готтшалк.

— Бордо, — сказал начальник полиции мягко. — Крутые мальчики отправились в Портлэнд просмотреть списки отплывающих и судовые декларации всех сухогрузов и траулеров, которые выходили оттуда в течение последних шести месяцев, чтобы вычислить мальчишку, сбежавшего на пароходе во Францию, да? Милая теория. Только вот беда…

— Какая?

— Бордо, — сказал Бруссар со слабой улыбкой, — есть также и северо-западнее Монреаля.

Режиссер откинул голову и рассмеялся.

— Так вы выставили этих фэбээровцев, как вы их называете, на посмешище, а?

— Я? — сказал начальник полиции своим резким голосом, жуя сигару и не спеша с ответом. — Я ничего не делал. Пикард — мой двоюродный дед, кроме того, война — страшное разрушение. Она не стоит и мизинца этого парня.

— Однако вы ищете другого парня…

— Здесь у меня есть причина: событие имеет отношение к моему округу.

— Значит, он в опасности из-за вашей профессиональной гордости. Это разве честно? Давайте, по крайней мере, надеяться, что у него хватило ума направиться на север.

Начальник полиции пожевал губами сигару и покачал головой.

— Полиция штата следит за всеми дорогами. Он не мог растаять, как снежный ком в аду.

— Но вы говорите, что не думаете, что он здесь.

— У меня только интуиция. Вот и все.

— Это вроде поисков иголки в стоге сена, не так ли? Я имею в виду всех этих туристов.

— Не так трудно, как вам может показаться, — сказал начальник полиции. — Он не очень отличается от всех нас, как вы думаете? Должен есть, спать, а? Это значит, он выдаст себя рано или поздно. Во всяком случае, если он здесь, спорю, мы возьмем его сегодня же.

— Не может быть.

— Расчет на вас — это одно из моих оснований.

— На меня? — воскликнул режиссер. — Ха-ха-ха, нашли на кого рассчитывать!

Бруссар прищурил свои проницательные голубые глаза и стряхнул пепел с сигары.

— Эта сцена, которую ваши люди снимают на пирсе, — сказал он, — способна собрать большую толпу и вызвать у нашего беглеца ощущение безопасности.

— Это не приходило мне в голову, — ответил Готтшалк. — Ну и хитрован же вы. Я бы не хотел, чтобы вы искали меня.

Бруссар сделал скромно протестующий жест, взял свою белую форменную фуражку и пристроил ее на своей стриженой ежиком голове.

— Рутина, — провозгласил он и направился к двери.

— Раз вы рассчитываете на нас, — сказал ему вслед Готтшалк, — мы приложим все свои силы.

Начальник полиции задержался в дверях, оглянулся и широко улыбнулся Камерону:

— Держи хвост морковкой, парень, а?

Готтшалк подождал, пока полицейский уйдет.

Затем он сказал:

— Ну, мы можем быть уверены по крайней мере в одном.

— В чем? — спросил Камерон.

— В твоем лице, — ответил режиссер с улыбкой. — Оно достаточно новое.

— Послушайте- какого черта вы сказали, что он может просмотреть пленку?

— Мой дорогой юноша, что я мог еще сделать? Если бы я отказался, он просто мог конфисковать ее. — Но это предательство. Она все покажет!

— Все? Нет, это было бы слишком просто. В конце уже никто не может вспомнить всего, не так ли? Возьмем, например, историю, которую ты мне вчера рассказал. Так что лично я считаю, что любая история требует монтажа.

— Давайте вернемся к нашей теме, — сказал Камерон. — Что будет с пленкой?

— Пленка — это другая история, — ответил Готтшалк. — Она вернется с проявки в самой черновой версии, так что нам придется сделать некоторые улучшения.

— Вы имеете в виду монтаж, — сказал Камерон с усмешкой.

— Да, что-то подрезав, что-то показав в другом свете, переставив акценты, мы изменим историю, как нам будет нужно.

— Но одурачим ли мы начальника полиции?

— Мой друг, вопрос не в том, одурачим мы его или нет. Он не тот человек, чтобы его недооценивать, но его можно убедить, когда он смотрит кино. Тогда он просто зритель, который не только хочет, но жаждет быть одураченным, временно, отстраняя свои подозрения и веря только в иллюзию. Непосредственность воздействия кино и объясняется как бы удивительно сильным эффектом причастности. Конечно, когда наш зритель, в данном случае, Бруссар, покоряется миру кино, его участие оборачивается состоянием транса.

— Очень интересно, — сказал Камерон. — Лично я уже абсолютно проснулся и полон недоверия.

Режиссер терпеливо улыбнулся:

— Скажи мне, ты веришь в то, что произошло?

— Что произошло? — откликнулся Камерон. — Что вы имеете в виду?

Режиссер пожал плечами:

— Вчера на дамбе. В фильме, который мы завтра покажем Бруссару. Какая разница? Что на самом деле реально?

— Может быть, вы мне скажете.

— Искусство, мой друг. Только искусство реально. Только искусство повторяется. Да, снова и снова. Бесконечно.