Анна Стриковская - Кольцо княгини Амондиран (СИ)

При этом сам Ромуальд отличался удивительной для мужчины изящной, благородной красотой, отнюдь не делавшей его облик женственным. О его синих глазах грезили по ночам девицы, совершенство черт его лица и фигуры вдохновляло скульпторов. Конечно, рядом с таким мужчиной могла быть только божественная красавица, другие было просто его недостойны.

Еще бы подумать, что внешность должна сочетаться еще хоть с чем‑нибудь хорошим… например, с мозгами.

Азильда была красива. Очень красива. Других положительных качеств она не имела. Отличалась склочным характером и невообразимой глупостью. Чтобы крутить ею как угодно, надо было только петь ей дифирамбы. Под эту музыку она была готова на любой идиотизм, разве что с башни вниз головой бы не кинулась.

Вдобавок она была не слишком хорошо воспитана для высокородной дамы. Дочь сальвинского графа, она выросла в убеждении, что за эту красоту ей все должны. Людей в целом она не любила и презирала, подозревая, что не все в восторге от ее небесной прелести. Поэтому тех, кем она могла помыкать, начиная от последней горничной и заканчивая собственным мужем, она гоняла в хвост и в гриву, ибо только так могла подтвердить для себя собственную значимость.

Запросы ее не отличались скромностью, хорошо еще что звездочку с неба не требовала. Но стоило ей встретиться с отпором ее безумным притязаниям, как она начинала визжать и браниться как рыночная торговка.

Конечно, в невестах она вела себя так, как учила маменька: скромно улыбалась и со всем соглашалась. Но стоило ей стать женой, как она себя показала.

Очарованный ею Ромуальд поначалу готов был выполнить любые капризы прекрасной дамы, но очень скоро его возможности пришли в конфликт с ее желаниями. Амондиран — не такое уж богатое княжество, выкладывать половину его годового дохода за ожерелье или диадему было попросту невозможно.

Услышав первый раз отказ, красотка связала его с Дамианом и была права. Именно он не позволил князю разорить княжество ради прихоти жадной сучки. Зная, что логические доводы не подействуют, советник решил сыграть на чужом поле и нарисовал перед сюзереном картину бедствий простого народа, от которой заплакал бы даже камень.

Ромуальд проникся настолько, что резко отказал жене. С этого момента его семейная жизнь покатилась под откос. Отношения князя с женой нельзя было назвать нормальными: они спали вместе только когда не были в ссоре, а ссорились почти каждый день, как по расписанию.

Пять лет брака не ознаменовались рождением наследника. Азильда даже не забеременела ни разу. Зато нервы всем в замке успела вытрепать.

И вот она сбежала! О радость! О счастье! Дамиан опасался лишь одного: что это шутка и красотка через пару дней вернется. Поэтому так старательно расспрашивал друга об обстоятельствах бегства злобной фурии.

Конечно, Ромуальд сейчас расстроен и оскорблен. Но вскоре он почувствует, насколько легче ему стало жить и переменит свое мнение. Главное, не допустить, чтобы злыдня вернулась, а этот благородный дурак ее простил и принял.

В любом случае его надо расспросить. Подробный рассказ о злоключениях обычно успокаивает, переводя собственное несчастье в некую литературную область. А там и до взгляда со стороны недалеко. Может, князь еще томик стихов выпустит, какой‑никакой, а доход.

Ромуальд не собирался держать переживания в себе, поэтому заговорил горячо, но сбивчиво:

— Понимаешь, я ничего не понимаю! Мы с ней сегодня даже не ссорились!

— Интересно почему?

— Не успели! Она после завтрака сказала, что собирается съездить в храм Доброй Матери. Ну, тот, главный, который стоит в месте силы.

Храм Доброй Матери, о котором шла речь, находился не в столице княжества, а между ней и Нидором, вторым по значению городом княжества, ближе к последнему, на границе с Сальвинией. Это действительно было место силы Доброй Матери. Туда шли молиться о даровании потомства не только жители Амондирана, но и из сопредельных стран, и многим богиня помогла. Так что поездка Азильды в такое место не вызывала подозрений.

— Она вроде как собиралась молиться о наследнике. Я предложил ее сопровождать. Это ведь и ко мне имеет отношение! А она… В общем, предложила съездить туда самостоятельно и в другое время. Сказала, чтобы мы не поссорились. Я, если честно, тоже об этом подумал. Ведь стоит нам провести вместе больше получаса, как тут же скандал на ровном месте! Я прямо не понимаю, как ей так удается?!

Дамиан фыркнул: он прекрасно знал все уловки Азильды, с помощью которых любую нейтральную беседу она умела превратить в ссору с криками и битьем посуды. Но сейчас не время объяснять это Ромуальду. Пусть дальше рассказывает.

— Ну так вот. Она уехала, я занялся делами. Дописал тот пейзаж, с башней и коровами, помузицировал: размял пальцы, кстати сочинил песенку о поездках к святыням. Комическую. Если хочешь, тебе спою.

— Не надо. Это потом. Дальше, дальше…

Князь надул свои красивые, вырезанные в форме эльфийского лука губы:

— Ну, если тебе неинтересна моя песенка…

— Мне очень интересно, но это не ко времени. Сейчас ночь. Завтра споешь. А пока расскажи про Азильду. Когда и как ты узнал, что она сбежала?

— Погоди. Значит, обедал я без нее прямо в мастерской. Ужинал… Ужинал в столовой опять же один. Почему тебя не было?

Дамиан вздохнул:

— В деревне Комарики паводком смыло мост, пришлось тащиться в объезд… Я опоздал к ужину часа на два.

Не рассказывать же князю, что он засел в харчевне этих самых Комариков и просидел там битых три часа, чтобы не встречаться за столом с госпожой княгиней. Откуда ему знать, что она в отъезде?

Ромуальд согласно кивнул. Он ценил своего советника, который десять лет назад пришел сюда и снял с него заботу об управлении княжеством, которая очень тяготила молодого князя. Он не был для этого создан. Будь у него братья, он отрекся бы от престола и посадил на него любимого родственника, а сам уехал бы из этой дыры в прекрасную Элидиану и занимался бы там искусством. Но единственному сыну своих родителей некому было передать власть.

Какое счастье, что нашелся Дамиан: умный, толковый, а главное честный. Без него княжество уже давно слопали бы соседи, а Ромуальд пошел бы по миру. В принципе можно было присоединить Амондиран к Империи, на что ему регулярно намекал имперский посол граф Даригон, но у Ромуальда, кроме любви к искусству, было еще и обостренное чувство чести. Оно не позволяло так нагло пренебречь наследием предков.

До сих пор его правая рука, советник Дамиан Оран ле Сиртажель, поддерживал его и помогал сохранить суверенитет..

Сейчас он должен будет сказать верному Дамиану кое‑что такое, что расстроит его друга. Поэтому он мямлил и тянул.