Михаил Жигжитов - Повести

— Тьху, тьфу, совсем дурной Хабелька! — плюется эвенк.

Хабель усмехнулся и пожал плечами.

— А как-то он заблудился. Уже лежал на боку, словно заморенный теленок. Совсем собрался на тот свет. Так да сяк, вывел я его на чумницу и ушел домой…

— Э-э-эх, Хабелька, ты большая дурака! — Остяк сердито сплюнул и, обжигаясь, большими глотками начал пить чай.

К вечеру второго дня Хабель с Остяком достигли вершины гольца Орлиное гнездо. Здесь под исполинской гранитной «церковью» они спрятали капканы.

В следующий приход браконьеры не заглянут к слезливой Малютке-Марикан, не разбросают капканы и по сердитой Давашкит. А пойдут хищничать по другим подлеморским речкам и будут ночевать только под открытым небом, в неприступных кручах. Ночевки в юртах стали опасны — попадешься, как медведь в берлоге. Такой план предложил Хабель Остяку. А Остяк, сморщив темно-бронзовое лицо, долго-долго думал, искурил три трубки, только потом, мотнув головой, торжественно сказал: «Твои слова — слова мужчины! А умные мысли подсказал тебе хозяин Орлиного гнезда».

Зенон Францевич был удручен вероломным побегом Хабеля. Несмотря на просьбы товарищей, категорически отказался преследовать беглеца. Он знал, что стражники в этой кромешной тьме будут тыкаться по тайге как слепые щенята. Люди измотались, продуктов на день.

Последний привал группа Сватоша сделала у Громотухи. Бимба, расстелив свой куль, попросил друзей вывалить из своих мешков все, что оставалось.

— Э-э-э, бурхан, спасибо тебе, не дала этим чертям все обожрать… шло можно живить!..

Все рассмеялись, а веселый Бим смеялся над своей шуткой больше всех. Он всеми силами старался развеять дурное настроение Зенфрана.

Громотуха… Да, народ метко назвал эту ярую речку. Даже сейчас, в зимнюю стужу, она рычала, гремела, хотя и глухо, но все равно по-настоящему оправдывая свое название.

Любил Зенон Францевич грохот подлеморских рек, рев разбушевавшегося осеннего Байкала, могучий, многоголосый шум тайги. Все эти звуки бодрили, вселяли силу и успокаивали нервы.

Вот и сейчас в грохоте Громотухи он уловил воркотню старой мудрой бабушки, которая по-матерински журила его.

На сердце отлегло, и он, впервые за весь путь от Малютки-Марикан до моря, улыбнулся и шлепнул по плечу сидевшего рядом эвенка.

— Ничего, Бойчен, и на нашей улице будет праздник!

Эвенк криво усмехнулся:

— Ха, пра… Гуляйт нада. Ваську поить спиртом…

— Не надо падать духом, Бойчен… Все же с осени мы задержали шесть браконьеров… В основном-то Хабель с Остяком и остались… Их поймаем, а с остальной-то сошкой расправимся!

— О-бой, однако, Хабелька опять нас поймать будет!

— Нет уж, батенька мой, спасибо… Все равно наш верх будет! Скоро услышим последний выстрел в нашем заповеднике. Скоро.

Серые грустные глаза Васьки впервые за весь день виновато встретились с голубыми Сватоша, и у него невольно вырвалось:

— Вот хорошо-то будет!

— Да, да, Василий, будет замечательно!

Стражники недоверчиво посмотрели на директора.

— Поверьте мне, ребятушки, придет время, не будет нужды идти в заповедник промышлять соболя. Во всяком случае, у нас в Забайкалье повсеместно расплодится этот ценнейший зверек… Ну и люди-то будут грамотными, культурными, сознание у людей будет совершенно другое… Тогда сократится штат охраны, — Зенон Францевич усмехнулся, — боюсь, что стражники даже обленятся… Один раз обойдут свой участок — никого нет… Сто раз обойдут — никого. Махнут рукой и скажут: «Кто к нам пойдет!» Да… ребятки… Хорошо будет. Хорошо!

— Вот-вот, Бимбушка будет шибко хорошо — будет боком лежать да брюхо гладить!

На суровых лицах появились улыбки. Попив чаю с последними крошками сухарей, повеселевшие люди тронулись дальше. Из-за скалистого Громотушного мыса показалась с низкими уютными берегами Сосновая губа. А в самом почти углу — Кудалды. Темнеет несколько домишек. Из труб вьется дымок, придавая жилой вид малюсенькому поселку.

Во время морестава часто проносились свирепые северо-западные ветры. А поэтому поверхность Байкала, особенно против мысов, была покрыта торосами, похожими на скалы из белого мрамора. Люди или обходили их, или переползали. Расстояние в восемь-десять километров для таежника просто чепуха, а вот это же расстояние через клыкастые торосы — одно мученье: ни пешком, ни на лыжах. Уже недалеко от Кудалдов нагнал стражников сильный култук [23] Култук — западный ветер на Байкале. . Давно ли будто солнце соскользнуло с одного из гольцов Байкальского хребта, а на дворе уже наступили густые сумерки. В одном из домов появился огонек, потом во втором, в третьем. Измученные люди облегченно вздохнули. Последним препятствием на их пути оказался высокий скользкий сокуй [24] Сокуй — нагромождение льда, образовавшегося на берегах Байкала во время осенне-зимних ветров. . Ветер, усиливаясь, превратился в дьявольский буран. Кто-то неведомый окутал людей мягким черным саваном. Ничего не разобрать. Пришлось ползком преодолеть ледяную преграду и соскользнуть кубарем вниз. Только сейчас, зачуяв людей, залаяли собаки. Из ближнего дома вышел человек и, заметив прибывших, стал приближаться.

— Это наши пришли? — послышался женский голос.

— Мы, мы, Катя! — радостно крикнул Сватош, узнав голос жены. — Фу-у-у! Вот и отмаялись, еле шевелю ногами, Катенька… Есть чем обогреться-то?

— Есть, есть, Зоня!.. Пойдемте скорее.

— Вот, братцы, и у нас будет сейчас праздник! — радостно воскликнул Зенон Францевич. — Заходите сначала к нам… обогреетесь, а потом уж и по домам.

— Екатерина Афанасьевна, ведь неудобно каждый раз надоедать-то вам.

— Вася, чтоб я больше этого слова не слышала. Идемте к нам!

И вскоре все уже сидели за гостеприимным столом. Спокойно, без суеты, угощала стражников высокая худощавая хозяйка, дома.

— Вот уж обогреться-то с мороза не грех! — повеселевшими глазами подмигнул друзьям Зенон Францевич и налил из пузатого графина по стакану водки. — А вот я разведу чайком… Легче пойдет!.. Ну, друзья, поздравляю… с возвращением…

— Ну, как сходили, Бимба? — спросила Екатерина Афанасьевна у сидевшего ближе всех к огню бурята.

— У-у-у-у! — затряс головой. — Сказать боится Бимбушка, мало-мало ругать будешь, мало-мало смеяться… Пусть Зенфран говорит… Он мастер баить…

— Плохо, Катенька, сходили… Был у нас в руках Петрован Хабель… Ну и… после расскажу… — Зенон Францевич виновато взглянул на жену, нахмурился и поник головой.

— Ничего, Зоня, всякое бывает… Сами-то живыми вернулись… Виктор-то, бедняжка… Жизнерадостный был парень… — Добрая женщина тяжело вздохнула и, подперев ладонью подбородок, горестно добавила: — Валентина-то уж очень убивается… молодые, жили дружно…