Михаил Гирели - Eozoon (Заря жизни)

Вспоминайте, как вы, белый человек, попавший к идеально чистому в нравственном отношении племени, сразу постарались внести в него ложь и обман. Вспоминайте, что вы не нашли ничего лучшего, как пытаться уговорить меня изменить моим мужьям. Твердо помните, что всегда и всюду, куда только ни проникает белый человек, вслед за ним ядовитыми змеями вползают соблазн, ложь, духовная нищета. Всю свою жизнь помните, что мистер Уоллес своими разрывными пулями внес в мое племя не большее зло, чем вы вашими словами! Вы стоите друг друга! А я, я люблю свое племя больше себя. Мои мужья, мои дети, мой внук — моя гордость и надежда на будущее.

На мгновенье это отрезвило Мамонтова и он, с горькой усмешкой, сказал:

— Я вижу, и вы не лишены некоторых странностей, леди. Я предостерегаю вас от них! Это самое опасное, чем только заболевает человек. И это совершенно не свойственно воспеваемой вами природе!

— Вы заговорили словами профессора Мамонтова, — воскликнула удивленно Лилиан. — Это заставляет меня обратиться к вам с последней просьбой: если вы когда-нибудь где-нибудь встретите вашего знаменитого коллегу, передайте ему от имени неизвестной женщины, что, ненавидя весь род людской, она, эта женщина — готова признаться, что безумно любит только одного белого человека, и человек этот — профессор Мамонтов!

— Хорошо, — сказал профессор твердым и спокойным голосом, сам завязывая себе глаза, давая этим понять своим носильщикам, что он торопится, — хорошо! Я постараюсь исполнить вашу просьбу, леди.

— Прощайте.

— Прощайте, Лилиан.

Чудовищные руки подняли большое тело ученого легко и плавно, и профессор, погружаясь в какое-то дремотное состояние, с чувством бесконечной усталости закрыл глаза…

Очнулся профессор Мамонтов на том самом месте, откуда был похищен почти неделю тому назад.

Все вещи его были с ним.

Даже его топор и пилу заботливо положили рядом с ним.

И револьвер был у него в кармане.

Профессор нащупал его рукой и вдруг хорошо и светло улыбнулся.

В кармане он нащупал еще что-то и, вытащив это «что-то», убедился, что это был пятый коренной зуб человекообразных с добавочной жевательной подушечкой на нем, который у человека отсутствует.

А улыбнулся он потому, что вспомнил, при каких обстоятельствах он нашел этот зуб.

Как раз в самый разгар своего объяснения с Лилиан ван ден Вайден, когда с его уст сорвалось признание в любви, он увидал его лежавшим прямо перед собой в пахучей траве, на которой лежала любимая им женщина.

И в ту минуту наука оказалась сильнее любви. Он поднял этот зуб и спрятал его в карман!

Но теперь… он ему был не нужен.

Профессор размахнулся и забросил этот ценный клад в самую гущу лиан.

Он слышал, как зуб стукнулся сперва о какую-то ветку, потом зашелестел в листьях, падая на землю.

Совершил ли он преступление против науки?

Конечно, нет!

Пройдут века и дело Лилиан ван ден Вайден все равно покажет миру свои ошеломляющие результаты.

Наука от этого не пострадает.

Пострадает только он один, профессор Мамонтов, гениальный ученый и мыслитель, маленький человечишка.

Ну и что же из этого? Разве это важно?

Ведь там, в непроходимых чащах леса — останутся же, благодаря этому поражению, великое племя гигантов, милый Eozoon, и она, она, Женщина, Мать, Лилиан!

Возвращения Мамонтова ждала вся экспедиция с тревогой и нетерпением.

Европа, Америка, Азия и Австралия были оповещены по радио о последней попытке великого ученого доказать правильность своей теории, и радиотехники экспедиции едва успевали схватывать бешеный поток запросных волн своими безостановочно работающими приемниками.

Напряжение достигло кульминационного пункта. К тому же и приближался день отъезда.

Профессор Мозель, окрестивший последнюю попытку своего друга и противника «Ausflug ins Grüne» [3] Прогулка по саду ( нем .). , внешне казался спокойным, как всегда, шутил без конца со своими коллегами, внутренне же волновался, словно гимназист перед экзаменом.

И не за себя волновался ученый. Он был так же мало занят собой, как и его соратник Мамонтов, — за науку, за великую науку волновался профессор Мозель. Только она одна и была ему дорога. Остальное было все тленом, прахом и ерундой!

Мамонтов был еще очень далеко, когда его приближение было обнаружено Мозелем, так что к моменту его вступления на территорию лагеря все ученые уже успели собраться в одну общую толпу, вокруг профессора Мозеля.

Мамонтов приближался медленно, тяжелой усталой походкой, и, когда он подошел уже на расстояние нескольких шагов от столпившихся ученых, профессор Мозель вдруг обратил внимание, как постарел этот человек за последние две недели своего отсутствия. Серебряные змеи седины проползли в его густую шевелюру, еще так недавно поражавшую своей вороньей чернотой. И в бороде змеились эти серебряные нити, и мелкая сеть морщин обрамляла глаза и углы рта.

Ученые, хранившие гробовое молчание, единодушно разразились громким «ура», когда профессор Мамонтов подошел к ним.

Они никаких перемен не заметили в Мамонтове. Уловил их только зоркий и острый глаз Мозеля.

И этого было достаточно немецкому ученому, чтобы понять все!

Доклад профессора Мамонтова членам экспедиции был очень краток.

Ученый сообщил, что, несмотря на самые тщательные поиски, ему не удалось обнаружить решительно никаких следов пребывания в лесах Малинтанга представителей второй филогенетической ветви, «реальное существование которых, в настоящее время, мною самим ставится под знак вопроса», — такими словами закончил свой доклад Мамонтов.

И затем, вставая со своего места, несколько тяжело и грузно, чувствуя, как прежняя упругость и крепость мышц тела постепенно покидают его, сказал твердым и не допускающим возражения голосом, протягивая профессору Мозелю свою руку:

— А теперь я прошу вас, дорогой коллега, пожать мне руку, как это делает всегда победитель побежденному. Вот так. Благодарю вас. Далее — прошу выслушать мое последнее распоряжение, как главы экспедиции: я прошу вас немедленно телеграфировать профессору Марти, чтобы он тотчас же снимался с лагеря и отправлялся в Малабоэх, где, по всей вероятности, нас уже дожидается предоставленный нам Лигой наций корабль. Завтра же отправляемся и мы туда. Работы экспедиции закончены. Телеграфируйте одновременно об этом в Батавию фон Айсингу и известите весь мир о том, что мною, профессором Мамонтовым, как признавшим вашу победу и свое поражение, с этого дня главенство над всей экспедицией со всеми вытекающими отсюда обязанностями и последствиями передается вам, профессору Мозелю.

— Это невозможно! — почти возмущенно воскликнул профессор Мозель.