Георгий Кубанский - «На суше и на море» 1962

Мучительно долго тянется время. Горелка коптит. Только бы не погас огонь!

Ночь безмолвна. Лес словно оцепенел. Вокруг горячего, закопченного цилиндра вьются комары. Вьются и падают в огонь. Тишина становится угнетающей — не крикнет ни один зверь. Неестественное, зловещее затишье. Что-то непременно должно произойти. Чувства Андрэ обострены до предела. Неужели температура спала?.. Его трясет, но сейчас это не лихорадка. Андрэ, затаив дыхание, прислушивается, и вместе с ним прислушивается весь лес. Минуты великого лесного безмолвия! В чем же дело? Андрэ пробует приподняться на койке, но от слабости падает на спину.

И вдруг — пронзительный крик! Душераздирающий звериный крик. Мимо хижины что-то проносится. И словно по сигналу к атаке все кругом приходит в движение. Ломаются ветви и сучья, на хижину тяжело падает чье-то тело. Царапанье, шипение, и кто-то глухо спрыгивает на землю… Андрэ еще ни разу не видел здесь крупных зверей, откуда они взялись? Кругом жалобные стоны, а в промежутках — снова шипение и быстрый топот… Андрэ охватывает ужас: звери спасаются бегством! От чего? От пожара? Нет, лес не может гореть: он пропитан водой, как губка. Так откуда же этот дикий страх?..

С визгом, ломая сучья, мчатся по деревьям стада обезьян. А это что? Тонкий писк и возня. «Крысы! — проносится в голове Андрэ. — Крысы тоже бегут, покидают тонущий корабль!» Он снова пробует приподняться. «Что случилось, черт побери? Что случилось?» — кричит он в отчаянии, но голос его тонет в паническом шуме леса.

Постепенно шум ослабевает. Обезьяны бегут уже в одиночку. Затем снова воцаряется тишина — тяжелая и гнетущая. Андрэ обливается потом. Дыхание его часто и прерывисто.

До слуха больного доносится слабый шорох и треск. Он еще ничего не видит, но уже слышит: это совсем рядом, здесь, в хижине. Страшная догадка пронизывает мозг: муравьи!

Он приподнимается, опираясь на локти. По спине бегут струйки холодного пота.

Сплошной копошащейся массой валят муравьи в узкую дверь и тотчас расползаются по всей хижине, взбираясь высоко на стены. «Скоро они доберутся и до меня. Пока их удерживает керосин в банках. Но надолго ли?» Он знает, муравьи — страшная опасность.

Это муравьи-погонщики, или зиафу. Огромные полчища их проходят многие и многие километры, неся опустошение и смерть. Их острые челюсти перемалывают все живое, что попадается на пути, перемалывают с невероятной, почти непостижимой быстротой. От них только одно спасение — бегство. Даже слоны и те убегают, учуяв их едкий запах.

Бегство? Но больной не может бежать: он прикован к кровати. Пока путь к нему прегражден керосином, но скоро банки до краев наполнятся мертвыми насекомыми, и живые по их трупам взберутся к нему на койку. И тогда — конец! Андрэ охватывает дрожь, и он падает на спину.

Лес молчит. Даббе слышит только свои шаги. Страх, только страх придает ему силы. С самого утра он еще ни разу не останавливался. Его цель — добраться до хижины к вечеру того же дня. Но ноги отяжелели и не хотят идти. Вокруг уже ночь.

Мимо проскальзывает чья-то тень. Даббе вздрагивает. Но зверь убегает. Он крепко сжимает в руке катану. Сумку с компасом, картой, табаком и провиантом он где-то потерял — где, и не помнит сам. Мертвенный свет луны падает на тропинку, вьющуюся узкой змейкой по лесу. И вдруг — треск валежника. Справа, слева, кругом. Это бегут животные. «Тью… тью… тью», — жалуется древесный даман [84] Древесный даман — млекопитающее растительноядное животное размером с зайца, с крупной головой, короткими конечностями, с густым мехом, живет на деревьях. Распространен в Западной, Средней и Южной Африке. — Прим. ред. . Кричат обезьяны. Даббе бежит. Он не знает, откуда у него берутся силы, он знает только, что нужно бежать… Нужно! Ноги теперь сами несут его. Как и животные, он инстинктивно чует опасность.

Перед ним река. В изнеможении Даббе прислоняется к дереву.

Не заблудился ли он?.. Даббе останавливается. Хижина должна быть где-то здесь. Да, вот она! Вдали мерцает желтый свет. Даббе подходит все ближе и ближе… Внезапно все его существо содрогается: опасность заявляет о себе сразу, мгновенно, как прыжок леопарда. В нос ударяет резкий, едкий запах.

«Скорее к реке — в воду!» — мелькает у него в голове. Даббе бежит, но тут же спохватывается. «А что с мсье Андрэ?» — Он поворачивает к хижине. До нее остается несколько метров, когда Даббе чувствует на теле первые укусы… Под голыми ступнями сухой треск. Вбегает в хижину.

Увидев белого на кровати, Даббе останавливается как вкопанный. Андрэ почти невозможно узнать. «Мсье Андрэ!» — кричит он, срывает одеяла и поднимает больного на руки. Глаза Андрэ — большие, неподвижные. Больной стонет.

Ноша невероятно тяжела, но смертельный страх придает Даббе нечеловеческие силы. Муравьи облепили его, ползут по телу, лезут в нос, в уши, в глаза. Ноги словно ступают по раскаленному железу. Скорее к реке, в воду, иначе оба они погибли. Вот, кажется, и река, где-то тут должен быть их плот…

Вода охлаждает горящее от укусов тело. Даббе опускает больного в реку, выпрямляется и трет глаза. Муравьи вгрызлись в оба века. Превозмогая острую боль, он отдирает их. Но глаза ничего не видят.

С трудом наклоняется Даббе над больным, ощупывает его тело и снимает с лица муравьев. Напрягая остаток сил, втаскивает белого на плот.

Медленно плывут они вниз по реке. В хижине еще горит свет. «Это огонь в моем глазу», — думает Даббе и черпает рукой воду, чтобы смочить глаз. Сознание покидает его.

— Негр лежит в третьем бараке. Левый глаз мы ему спасем. С ногами дело хуже, но в общем самое страшное уже позади. Он очень ослаб от болезни и голода… Ну, а как чувствует себя мсье Мулен?

Молодой врач-ассистент вопросительно смотрит на Роберта Дюбуа.

— Надеюсь, что лучше, — отвечает тот. — Я как раз собираюсь идти к нему. Вы знаете, он ведь мой давнишний друг… Пойдете со мной?

Врач-ассистент отрицательно качает головой.

— Сейчас не могу. Время делать перевязки.

Он идет к двери, но останавливается на пороге.

— Так когда выписываем негра?

— Как можно скорее. Вы же знаете, у нас нет средств.

Молодой врач кивает и по коридору направляется к перевязочной.

Андрэ не спит. Лицо его очень бледно.

— Ну, как дела? Тебе здорово повезло, мой мальчик: был при смерти на неуправляемом плоту и все-таки спасся… Хочешь есть?

Андрэ кивает.

— Кажется, я ничего не ел уже четыре недели. А в общем ничего… Слабость только… Слушай, а где Даббе? Он жив?

— Даббе? Кто такой Даббе?.. Ах, этот черный, что был с тобой на плоту! Да, он жив. Только ослеп на один глаз. Мы положили его в барак для негров… Тебе нельзя, однако, много разговаривать… Я сейчас пришлю чего-нибудь поесть.