Лариса Ворошилова - Женька и миллион забот

– Конечно, ноги ломать по нашим российским колдобинам, – тут же парировала Татьянка.

– Зато они с длинными носами, – вставила Женька.

– Это что, вот эти современные, длинноносые Буратино? – ужаснулась Татьяна, картинно хватаясь за грудь. – Фуй, уродство! Вот скажи же, уродство! – апеллировала она ко всем сразу и ни к кому в отдельности: – Ну, хочется тебе повыпендриваться – надень лыжи и пройдись по улице. Гораздо больше эффекта будет.

– …носок узкий, вроде как итальянские, тут даже лейбл какой-то есть… погоди-ка, сейчас прочитаю… ой, да ладно… они такие все белые-белые, а впереди… – продолжала тарахтеть Ниночка на том конце провода.

– А колодка устойчивая? Ты их как следует примерила?

– Ой, Женечка, колодка просто прелесть! Я в них влезла, теперь вот даже вылезать не хочется. Геночка говорит…

– Твой Геночка ни черта не смыслит в обуви, – безапелляционно заявила Женька.

– Почему же это он ничего не смыслит? – тут же оскорбилась Ниночка.

– Потому что, кроме самих модельеров, ни один мужик ни черта в этом не смыслит, – весьма резонно заметила Женька не допускающим возражения тоном. – Они на тебе? Потопай ногами! Потопала? Не слышу… ага, вот так-то лучше… Что? Что продавец говорит? Что ты топотишь, как стадо мамонтов? А ты его спроси, ему туда нашу Валентину не прислать? Она одна ему заменит не то, что стадо мамонтов – всю мезозойскую эру [1] Тут, конечно, Женька наврала круто! Но мы ее винить не будем. Откуда у нее быть глубоким познаниям в истории, если в школе она ее не учила и постоянно прогуливала, а представление о биологии у неё сводилось к одному непреложному закону: всё, что бегает, прыгает, плавает и летает обязано плодиться и размножаться. На этом ее знания заканчивались. ! – Женька подождала, когда Ниночка осадит наглого продавца. – Теперь пройдись. Пятка не съезжает?

– Татьянка, где булка с маком? – кричала с другого конца комнаты Верочка.

Татьянка размахнулась и зашвырнула булку вместе с пакетом в самую гущу толчеи.

– Отлично, а теперь повернись. Как это куда повернись? Вокруг себя повернись, балда! – продолжала командовать Женька. – Подойди к зеркалу, посмотри общий вид. Ты в платье? В каком? В том, лиловом? С глубоким декольте? А поверх платья что? – Женька шепотом выругалась, прикрыв мембрану ладонью, закатила глаза, потрясла головой, и только после этого вернулась к разговору: – Оно же тебе совсем не идет! А где твое оранжевое, в разводах? Что? Не влазишь? Растолстела? Мороженого с тортами меньше трескать надо…

– ???

– …да-да, вот-вот… Ладно, возьмусь я за тебя, ты у меня быстро дойдешь до состояния сухофрукта.

– Да кому это надо? – возмутилась Татьяна. Она на правах подруги стояла рядом и прислушивалась к каждому слову. – Пусть ест, что хочет и толстеет, как вздумается. А эти мужики совсем озверели. Насмотрелись всяких шоу от Кутюрье, там же, на этих подиумах одни воблы дефилируют – суповой набор на выезде, – Татьянка презрительно хмыкнула, – так что нормальные бабы уже и не котируются. Всем одних вобл подавай. Тоже еще, любители пива.

– Между прочим, – вставил со знанием дела Жорик, на минуту оторвавшись от игры, – в Европе уже в модели только фитнесисток берут. У них бампера знаете какие! – в его голосе слышалось неподдельное восхищение. – Моника Брандт да Сюзи Карри круче всех. Я вот в интернете один сайтик наковырял…

– Слушай, ты, специалист по ковыряниям, не нарывайся, а то останешься без сладкого, – тут же остудила его пыл Татьянка, которой очень не понравилось, что какой-то там Жорик вот так, за здорово живешь, перебивает ее умные мысли. К тому же она терпеть не могла женщин, которые занимались каким-либо видом спорта. Она считала это занятие глупым, бессмысленным и… как бы это получше выразиться – попахивающим мужским шовинизмом. А мужской шовинизм Татьянка не переносила ни в каком виде, даже если это было простое замечание в маршрутке: «Девушка, закройте за собой дверь!» – Так вот… я чо хотела сказать-то? А! О! Вон, Сущевская, подала объявление в газету, мол, хочу познакомиться и всякое такое. Ну, встретились, ну, поговорили. Так ты представь, он ей заявляет: мол, тебе, барышня, не то, что на такси, на трамвае ездить нельзя. А еще лучше за этим трамваем бегать туда-обратно по всему городу, пока весь жир не стрясешь.

Женька замахала рукой: не до того, мол. Но Татьянка не отставала:

– Допохудалась у меня одна. Помнишь Шурку? Ну, маленькая такая… страшненькая… ой! Да знакомила я тебя с ней! На новый год… крашеная брюнетка… да платье на ней еще было такое, голубое, в искру, – Татьянку передернуло, – жуть! Так вот, ейный жених прямо в день свадьбы сбежал и даже записки не оставил.

– Платье подбери, до колен подбери, – тем временем командовала Женька, деловито слушая подругу и кивая в такт словам: да, мол, жалко бабу, столько стараний, и все коту под хвост. – Та-ак! Мне кажется, нормально. Бери, – Женька снова зажала микрофон ладонью. – У Ниночки жених – что надо, не чета другим, такой не бросит, – со знанием дела заверила Женька. – Он ее любит. Хороший парень.

– Все они хороши, пока спят носом к стенке, – констатировала Татьяна. Она считалась крупным специалистом по мужчинам вообще, и по свадьбам в частности. Успешно разведясь четыре раза за последние шесть лет, Татьяна выдала замуж уже не один десяток подруг, и в ее планах Женька давно фигурировала на первом месте, но пока безуспешно. – Сейчас мужика содержать вообще нерентабельно, – хмыкнула она презрительно. – Одни убытки, – она принялась загибать пальцы: – Вот смотри: жрет, как мастодонт. Храпит, как старый мерин. Налево гуляет, как заправский кобель. Да еще и воняет от него, как от козла.

По всем описаниям получался настоящий зверинец. Любой зоопарк обзавидовался бы! Женька продолжала кивать. Ну да, Татьянка искренне считала себя передовой женщиной – ни один мужчина не задерживался в ее квартире дольше полугода, да и то, если бедолаге сильно повезет.

– Это точно, – вставила Валентина, на секунду оторвавшись от сыра, который тонкими ломтиками раскладывала на тарелке. – Я вот что тебе скажу, Татьяна, не торопись опять замуж. Ты их четыре поменяла, и что? Хоть какой толк-то в этом есть? Все, как один – бестолковые! Вот мой, вроде как начальник цеха, ответственный человек, образование высшее, инженер, а ровно дите малое… нет, ты вот представь. Им на завод из техникума…

– Из колледжа, – перебила ее со знанием дела Татьянка. – Это теперь так называется.

– Ну да… из колледжа прислали группу студентов, это вот, перед новым годом случилось, сама помнишь, снегу тогда навалило – жуть… ну, на крыше цеха целый сугроб. Мой пошел к главному инженеру, говорит: мол, выдели человека снег убрать с крыши. Неделю надоедал. Ну, тот не поскупился, выделил студента, а какой он там, к черту, студент, пацану лет пятнадцать. Ну, представь, дали ему лопату в руки и загнали на крышу. А там ограждения нет, да еще крыша покатая, скользко. Мой проходит мимо и видит, как пацан лопатой на крыше машет. А внизу главный инженер стоит и за ним наблюдает – чисто кино. Ну, мой не удержался и говорит: мол, чего ты пацана на крышу загнал, а если он оттуда вниз головой тяпнется… Так главный его чуть не прибил. Разорался: иди тогда и сам убирай. Так мой ему – должность не позволяет авторитет ронять. Ну не дурак? – апеллировала она к Татьяне, которая, казалось, одна только это излияние и слушала с интересом. – Нашел с кем собачиться, с главным инженером? Надо же хоть какое-то понятие иметь: с кем вась-вась, а с кем – кусь-кусь. Еще бы пошел директору, в морду плюнул. – Валентина покачала головой. Татьянка внимала и беспрестанно кивала, поддерживая разговор. Даже Женька заслушалась, забыв и о Ниночке, и о туфлях. – И вообще, я тебе так скажу: за мужиками глаз да глаз нужен. Они как вместе мужской компанией собираются, ну, веришь ли, чисто малолетки в детском садике. Вот тока еще из песка куличики не лепят разве. А уж какая нынче молодежь… – она разочарованно махнула рукой, едва не запечатав ломтиком ароматного сыра прямо Татьянке по носу, – я и говорить не хочу. Бестолковая, одно слово.