Юлия Орехова - Солнечная

Из-за домов показался купол железнодорожного вокзала. Он прибавил шагу.

Репродуктор гнусаво прохрипел про «5 минут до отхода поезда». Куда поезд отходил, Ким не расслышал, но в этом не было необходимости.

Он огляделся. Круглые вокзальные часы показывали полпервого ночи. На платформе курили припозднившиеся пассажиры и провожающие. Симпатичная девушка стучала кому-то невидимому в вагонное окно, смеялась и рисовала в воздухе сердце пронзенное стрелой… Около последнего вагона стоял проводник – молодой веснушчатый парень – он зевал и со скучающим видом глазел по сторонам. «Этот,» – решил про себя Ким и направился прямиком к конопатому.

– Билетики, – встрепенулся проводник, чуть подавшись вперед.

Вместо «билетика» Ким достал сигарету и закурил. Проводник как будто отвернулся, однако вся его поза выразила заинтересованность и готовность к диалогу. Ким понял, что не ошибся.

– Сколько этот поезд по времени идет? – задал он странный вопрос, протягивая проводнику открытую пачку «Парламента». Тот скосил глаза на Кима, пристально оглядел его с ног до головы, вытащил две сигареты и запихал себе за ухо:

– Сутки почти. А чо?

– Мне бы туда, – Ким глазами показал внутрь вагона, зачем-то многозначительно поиграв бровями.

– Билет давай и проходи, – криво усмехнулся проводник. – А так – мест нет.

Ким полез в карман и достал деньги. Это была его зарплата за месяц. Оставив себе пару тысяч на «непредвиденные расходы», он протянул все конопатому. Тот присвистнул. Быстро спрятал купюры во внутренний карман и оглянулся по сторонам:

– Проходи. Только быстро. В свое купе тебя положу. Сам уйду. У меня там даже курить можно. Форточку только откроешь и дыми… Устроит?

Ким кивнул и прошел в вагон. В купе проводника он кинул в угол куртку с рюкзаком и немедленно растянулся на нижней полке. Вскоре он услышал лязг трогающегося с места состава.

Часа через полтора в вагоне все стихло – пассажиры спали, закрывшись в клетушках-купе.

Ким смотрел в окно и спокойно размышлял о том, что ему предстоит сделать в городе, название которого он так и не потрудился узнать. Для начала, нужно будет избавиться от паспорта, по которому впоследствии могли бы установить его личность. Это просто. Потом нужно будет вкусно позавтракать. Заказать, допустим, блинчики с красной икрой и чашку кофе по-восточному. Или что-нибудь из морепродуктов… Он еще не придумал. Как бы то ни было, оставшиеся две тысячи рублей нужно будет спустить относительно красиво. Ну а после завтрака он найдет, какую-нибудь высотку. Возможно, мост. И спрыгнет. И, собственно, все. На крайний случай в рюкзаке у него лежали длинная, прочная веревка, мыло и нож. Вешаться не хотелось из эстетических соображений, но мало ли… Нужно предусмотреть все варианты.

Ким полез в рюкзак и проверил – все ли на месте. Помимо арсенала суицидника-нищеброда там лежали дьютифришная бутылка виски и небольшой кусок сыра. Ким подумал и поставил виски на стол.

Клацнула дверь и в щель просунулась физиономия конопатого проводника.

– Эй, Рокфеллер, кофе хочешь? У меня тут свой, натуральный…

– Кофе можно. А ты это… Поможешь? – Ким показал глазами на пузырь вискаря.

Проводник уважительно кивнул и исчез в полутемном тамбуре. Через пару минут он снова возник в купе с двумя стаканами кофе, шоколадкой и литровой бутылкой колы.

Поставив все на столик, он сел рядом и представился:

– Толик.

– Ким, – вежливо откликнулся Ким.

– Кореец, что ли? Не похож…

– Не. Русский. Это имя вообще-то.

– Понятно.

Толик разлил виски по стаканам и разломал шоколадку.

– Ну что, пассажир? Живы будем – не помрем! – он звонко чокнулся и лихо замахнул полстакана виски.

– Типа того, – усмехнулся Ким и тоже выпил.

Бутылка была уже пуста. Пьяный в хлам Толик, только что рассказавший Киму историю своей трагической любви, после последней стопки совершенно потерял связь с реальностью. В настоящий момент он бил себя веснушчатым кулачком в грудь и почему-то требовал у Кима женское платье и крест для молитвы. Ким икал и угрюмо возражал. Он тоже был сильно пьян, но голова все еще соображала. Внезапно Толик побледнел и издал слабый булькающий звук.

– Что, п-плохо, брат? – насторожился Ким. – Слушай, мне спать тут…

Толик энергично затряс головой и начал лихорадочно шарить по карманам. Выудив откуда-то из недр огромный ключ, он опрометью кинулся в коридор. Шатаясь и тихо матерясь, Ким зачем-то поплелся за ним. Он нагнал проводника в тамбуре, когда тот боролся с замком от двери последнего вагона. В заплеванное окошечко было видно, как двумя стальными змеями в темноту убегают рельсы. У Кима закружилась голова, но он быстро справился с собой.

– Давай помогу, – Ким отобрал у Толика ключ и вставил в скважину. Два поворота против часовой и железная дура со скрипом поддалась. В лицо ударил поток свежего воздуха. За плечо тряс Толик; он мычал и жестами убеждал уступить место. Ким отскочил назад и Толик незамедлительно исполнил «партию риголетто» прямо на прыгающие шпалы. Ким отвернулся и закурил.

Продлевавшись и галантно вытерев подбородок рукавом, проводник прикрыл дверь и пояснил:

– Всегда так делаю… Чтоб не убирать потом…

– Логично, – уважительно кивнул Ким и о чем-то задумался.

Толик виновато улыбнулся.

– У меня желудок слабый, видишь ли. И нервы…. Ты это. Тут пока посиди, а я за водкой в 14-ый вагон сгоняю, у меня там друган, у него всегда шкалик заныкан…

– Тебе же утром народ будить, чаи разносить… – попытался урезонить собутыльника Ким.

– Да пропади они все пропадом, – Толик молодцевато приосанился и нетвердой походкой зашагал в соседний вагон.

Ким проводил его взглядом. Потом посмотрел на дверь. Потом на ключ в своей руке… От дома он отъехал достаточно далеко, места здесь, судя по всему, дикие… Чего тянуть-то?

Паспорт горел долго и безбожно вонял. Чтобы запах гари не разбудил пассажиров, Ким открыл дверь и держал разгоревшуюся книжицу снаружи. Сильно обжог пальцы и окончательно протрезвел. Ночь подходила к концу. Поезд сильно разогнался. С обеих сторон железную дорогу окружал лес. Справа был глубокий овраг, на дне которого в предрассветном сумраке мерещились камни. «Прыгну на «три», – Ким зажмурился и начал считать: «Раз… Два… Три!». Он открыл глаза, распахнул дверь, сильно оттолкнулся правой ногой и, нелепо вскинув руки, полетел вниз в сторону оврага. Бешено колотилось сердце, а в голове отчетливо высветились строчки только что родившегося стихотворения, которое должно было умереть вместе с ним: