Валерий Ковалев - В закрытом гарнизоне

– Экипаж капитана 1 ранга Милованова! Следуем с помывки!

– А что за хрень вы несете?!

– Виноват! – делает идиотское лицо Жора и ест глазами начальство.

– Повторное прохождение – выносит приговор капитан 3 ранга – И с достойной песней!

Тихо матерясь, Жора отводит нас чуть назад, потом следует команда, и мы рубим строевым.

– Запевай! – подпрыгивает по – птичьи, сбоку старшина.

снова летит в небо тенор Миронова

орем мы во всю силу легких, стараясь держать равнение.

– Смир-рна! Равнение налево! – голосит Жора, руки прижимаются по швам, и рожи поворачиваются в сторону начальства.

– Молодцы, товарищи североморцы! – прикладывает руку к козырьку капитан 3 ранга. – Хорошо слУжите!

– Служим Советскому Союзу! – оглушительно рявкаем мы, и на шкентеле* кто-то падает.

– Вольно! – командует Жора, когда штаб исчезает позади, и мы переходим на походный шаг.

– Какая курва там упала?

– Желудок! – радостно орут несколько голосов, и мы смеемся.

Впереди фильмы и целое воскресенье.

Примечания:

Зашхериться – спрятаться, укрыться (жарг.)

Баталерка – комната хранения личных вещей.

Губа – гауптвахта (жарг.)

Обрез – часть металлической бочки, урна (жарг.)

Хурда – одежда (жарг.)

Шкентель – конец строя (жарг.)

– Шире шаг! – сдвинув на затылок щегольскую бескозырку, останавливается у крутого трапа плавбазы цыганистого вида старшина, и матросские каблуки дробно стучат по металлу.

На верхней площадке руки поочередно взлетают к виску, приветствуя реющий на гафеле военно-морской флаг, и вернувшаяся с лодки команда ступает на первозданной чистоты, настил палубы.

Миновав громаду шарового цвета надстройки, моряки направляются в сторону кормы, и, весело переговариваясь, исчезают в ограждении люка одного из кубриков.

Внизу они стягивают с потных тел синие, с боевыми номерами рубахи, из рундуков извлекаются мыло и казенные полотенца, после чего команда отправляется мыться.

Впрочем, не вся. Остаются бачковые.

Они выщелкивают из креплений раздвижные столы, водружают их у рундуков под подвесными койками и шмякают на каждый по горке алюминиевых мисок с ложками (вилок и ножей не полагается), и быстро расставляют эмалированные кружки.

Затем из посудного шкафчика извлекаются емкие бачки с крышками, армейского образца «сидоры» и массивные, тяжелого металла чайники.

Все это берется в руки, бачковые шустро карабкаются наверх и рысят в направлении камбуза.

Он гордо высится на юте* и издает дразнящий запах.

Парни пристраиваются за такими же гонцами из других экипажей, после чего идет обмен приветствиями и все гадают, чем сегодня кормят.

Впрочем, ждать приходится недолго, впереди звякает окно раздатки, и первый в очереди со словами, – на десять! – сует туда бачок с чайником.

Спустя минуту они возвращаются наполненными, волосатые, в наколках руки, шлепают на броняшку три золотистых «кирпича» и изнутри орут – следующий!

Получивший сует хлеб в «сидор», прихватывает емкости и, с чувством выполненного долга, шествует вдоль очереди. В бачке янтарный, с мослами борщ, его крышке, макароны по-флотски, в чайнике компот.

– Нормалек, – провожают его взглядом, и действо продолжается.

Когда подходит очередь Женьки Банникова, он орет, – на восемь! – передает рукам посудины и раздергивает горловину «сидора».

Вслед за этим следует хлюп, потом звяк и кок орет, – следующий!

Получив харч, Женька навьючивает себя атрибутами и, сопя, уносится в направлении кубрика.

Далее следует эквилибристика на трапе, небольшой контакт башкой с пиллерсом*, и кормилец тормозит у своего стола.

За ним семеро, включая старшину и химиков с ракетчиками.

– МолодцА! – каркает он. – Хорошо служишь!

А трап гремит, не переставая.

В кубрике, как черти из коробки, возникают очередные бачковые, харч распределяется по столам, делится, и все дружно мелькают ложками.

Когда миски с борщом опорожняются, старшие загружают их обильно сдобренными тушенкой макаронами, и темп несколько снижается.

– Жить, как говорится, хорошо! – отправляя в рот очередную ложку, – изрекает киношную истину один из ракетчиков.

– А хорошо жить, еще лучше! – всасывает в себя длинную макаронину химик.

Потом все выпивают по кружке компота из сухофруктов и смачно чавкают грушами с черносливом.

– Ну, теперь, можно и соснуть, – первыми отваливаю от столов «годки»* и, сбросив тапки, укладываются в подвесные койки.

– По тревоге не кантовать, при пожаре выносить первыми, – сонно бормочет один и разражается богатырским храпом.

Из оставшихся, часть направляется к трапу, предаться наверху пагубной страсти табакокурения, другие раскатывают пробковые матрацы и, зевая, укладываются на рундуки, а бачковые, стараясь не шуметь, убирают со столов.

Затем они тоже поднимаются наверх, остатки выбрасываются за борт на радость бакланам, и под их радостные крики направляются в нос судна.

Там, в просторном умывальнике, расцвеченном бьющим в отдраенные иллюминаторы солнцем, холодной водой с мылом, уже драят посуду несколько бачковых из других экипажей.

Прибывшие брякают свою в длинный, идущий по борту глубокий желоб из нержавейки, отворачивают вентили медных кранов и тоже активно включаются в процесс.

Когда алюминий промыт до скрипа, все складывается в емкости, парни перекуривают и возвращаются в полумрак кубрика.

Там храп, сонное бормотание и шипение пара в трубопроводах.

Упрятав столовые атрибуты в кухонный шкаф, Женька разворачивает на своем рундуке постель, укладывается на нее, и довольно улыбается.

До конца дня всего ничего, и после ужина он передаст свои полномочия другому.

– Первая шеренга два шага вперед! – командует стоящий перед строем помощник коменданта.

– Бах, бах, – весело отзываются матросские каблуки, и мы едим глазами начальство.

– Т-экс, – довольно изрекает оно и неспешно скрипит рантами меж шеренгами.

На дворе июнь, кругом все цветет, в небе кувыркаются голуби.

– Два шага назад! – завершив осмотр, рявкает майор и, обернувшись, кивает стоящему рядом дежурному по части.

Тот делает значительное лицо, кашляет в кулак и открывает перед собой папку.

– Слушай выписку из Устава караульной и гарнизонной службы! – пучит глаза в нашу сторону.

– Патрульный обязан!

Далее следует перечисление всего того, что нам следует делать, а чего нет, и инструктаж завершается начальственным ором, – ясно?!