Александр Басов - Камень богов

© Александр Басов, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Милена проснулась ещё до восхода солнца. Некоторое время лежала неподвижно, пытаясь понять, что же заставило её открыть глаза так рано. Из неплотно зашторенного окна ощутимо тянуло холодом, как и всегда в предутренние часы. В дальнем углу заворочалась на своём тощем тюфячке служанка, тихонько, с подвыванием застонала во сне. Тут же проснулась, и стала испуганно вглядываться в полумрак, опасаясь, что разбудила хозяйку.

Девку можно было бы и ругнуть, для порядка, но начинать день с наказания слуг не хотелось, а слушать извинения с оправданиями и подавно. Милена шумно протяжно вздохнула, несколько раз перевернулась с боку на бок и затихла. Служанка, с пару минут, таращила глаза в сторону кровати госпожи, затем успокоилась и засопела громко и размеренно.

Решив, что больше заснуть не удастся, она выскользнула из-под одеяла, стараясь не шуметь, подошла к окну, и выглянула наружу. Из сплошной пелены тумана, кое-где проглядывали очертания построек, со всех сторон стиснувших центральную площадь. Собор был заметен вполне отчётливо, его треугольный фронтон с распростёртыми крыльями ни с чем другим нельзя было спутать. Туман поглотил весь первый этаж гостиницы, и высокие стрельчатые окна, казалось, висели прямо в воздухе. А уж казармы на дальнем краю площади и вовсе углядеть мог лишь тот, кто хорошо знал здешние места. Набирающий силу ветер только-только начал разбираться с туманом, осторожно перекатывая волны этой огромной лохматой шкуры, укутавшей озябший городок.

Рассвет приближался. Солнце, ещё не показавшись, уже позолотило вершины пиков горного хребта, именуемого Объятиями Ангела. Сияние над острыми зубьями скал разгоралось всё ярче с каждым мгновением. Вот первые лучи восходящего светила неумолимо вонзились в почти целое туманное покрывало, с которым пока не смог справиться ветер. Туман жадно впитал солнечный свет, заискрился, вспыхнул яркими красками и стал таять. В прорехи уже переставшей быть плотной туманной завесы, напоминавшей, скорее, кружевную занавеску, стало видно мостовую, а затем и дальний край площади.

Утренняя смена караула показалась из дверей казарм и неторопливо двинулась к дворцу. Маршировать никто из них и не пытался. Вояки зевали, ёжились от холода, но, нет-нет, да и поглядывали на закрытые окна баронской опочивальни – не ровен час вздумает их милость подняться ни свет ни заря и устроить строевой смотр.

Когда караул проходил под окном Милены, девушка услышала, как один из часовых, обернувшись к идущему следом за ним, сказал:

– День, похоже, будет сегодня ясным. Не повезло нам со сменой. Отдохнуть, точно, не дадут.

– Это почему же? – Негодующе воскликнул замыкающий колонну солдат.

– Сатанинское отродье солнышка не любит и в такие дни сидит тихо. А нас на плацу гонять будут.

– Эй, охвостье! – Зашипел разводящий. – Пасть заткни. Смирн-а!

Стражники вздрогнули, и, смешно вскидывая ноги, перешли на строевой шаг. Подкованные сапоги дружно впечатались в мостовую. Эхо шагов метнулось вслед за уходящим караулом, но быстро растворилось в пронзительной тишине наступившего утра.

Милена продрогла. Задёрнув тяжёлую штору, она вернулась к кровати и с удовольствием укрылась тёплым одеялом. Тишина стала постепенно наполняться звуками: по коридору лёгкими шагами пробежал кто-то из слуг, из поварской послышался звон посуды, тяжело громыхнула катящаяся по мостовой бочка. Под одеялом было тепло, и вставать совсем не хотелось. Монотонное сопение служанки, казалось, уплотняло воздух в комнате, делало его густым и вязким, как кисель.

Мама присела на край кровати, поправила одеяло, сказала что-то неразборчивое тихим голосом.

«Странно, – подумала Милена, – и когда успела войти?»

Она попыталась сесть, но тело не слушалось. Мама покачала головой, улыбнулась, встала и направилась к двери.

– Мама, постой, не оставляй меня! – Закричала девушка. – Я с тобой! – Она заплакала от бессилия, не понимая, что её так держит и не даёт вскочить, догнать…

– Госпожа…

Прохладная рука, едва коснувшаяся лба девушки, придала, наконец, ей силы – Милена вскочила с кровати, едва не сбив с ног перепуганную служанку.

– Это был сон, госпожа, успокойтесь.

– Сон… да… конечно… – она откинула с разгорячённого лба влажную прядь волос, неловко присела на край кровати, но, в следующий миг, вскочила снова – только что на этом месте сидела мама… Как живая.

Колокол на соборе Всех Верных прозвонил малую побудку. Три коротких удара оповестили население небольшого пограничного городка Кифернвальд, что новый трудовой день наступил.

– Ещё очень рано, госпожа, прилягте. А я сейчас пошлю за лекарем.

– Бригита, или, как тебя там…

– Сабина, с вашего позволения.

– Сабина… Не нужно звать лекаря. Принеси, лучше, что-нибудь попить.

Служанка метнулась к двери и, вскоре, возвратилась с кувшином. С каждым глотком холодный мятный напиток возвращал ясность мысли, исчезала нервная дрожь, и сердце уже не рвалось наружу из груди.

– Нужно обязательно… – Милена попыталась вспомнить поручение, которое собиралась дать прислуге, но идея, внезапно возникшая в голове, показалась более удачной. – Скажи мне… Сабина, а кто из слуг умеет толковать сны?

– Аделинда – сестра повара Джакоба, – не раздумывая, ответила служанка.

– Хорошо. Пришли её ко мне после… – она представила вдруг лицо дворецкого Ортвина, когда ему сообщат, что сестра повара испрашивает аудиенции у дочери барона Трогота. – Нет, лучше скажи ей, чтоб ждала меня после полудня в «Кривом Дубе».

– Слушаюсь, госпожа. Прикажете не беспокоить до завтрака?

– Нет. Одеваться, и побыстрей.

Пока пара дворовых девок растирала влажными горячими полотенцами нежное тело госпожи, расчёсывали и заплетали роскошные золотистые волосы в сложную причёску, Милена размышляла о только что принятом решении посоветоваться с толковательницей снов. Правильно ли она поступит, доверив незнакомой женщине глубоко личные переживания. Мама, в таких случаях, всегда ходила в церковь на исповедь, и дочери настоятельно рекомендовала. Правда, молва утверждала, что преподобный отец Иаков больше интересуется историей прелюбодеяний прихожанок, нежели их душевным состоянием.

Она вспомнила, как сама последний раз была на исповеди – отец Иаков без всякого интереса выслушал сбивчивый рассказ о незаслуженно наказанной служанке, занудно процитировал что-то из священного писания, предложив искупить грех пожертвованием на богоугодные цели. Милена отчётливо представила себя на исповеди – в полуметре от невыразительного лица, главным украшением которого были пучки сизых волос, обильно растущих из чуть вздёрнутых ноздрей. Догадаться, что он может сказать своим гнусавым тягучим голосом, было совсем не трудно: «Сие, дочь моя, есть смятение разума, утомлённого сатанинскими устремлениями, насылаемыми врагом рода человеческого на нетвёрдых в истинной вере, не почитающих церковь и пастырей её…» Может, конечно, он и не так скажет, но то, что всё это будет длинно и непонятно, она не сомневалась.