Алексей Доброхотов - Легенда о Пустошке

– Еще.

– В дому. С собой чайника не взяли, – приняла обратно пустую посуду хозяйка, – Пойдемте, Василий Михайлович, я вам еще налью. С вареньицем.

– Что же это со мной было?.. Что же это со мной происходит?.. Пистолета нет. Наручники. Сарай. Волки. Шутка чья-то какая-то, что ли?.. Хороши шутки… Я чуть не сдох тут… от холода. Вот что мне теперь делать, мать вашу!.. – милиционер хотел было разразиться благим матом, но вдруг осекся, сник и стал капризно жаловаться, потрясая скованными руками, – Как теперь я пойду в наручниках? Совсем вы тут все обалдели. Что я вам плохого сделал? Куда мне теперь таким ехать? Что вы из меня дурака делаете? Что же вы меня, женщины, позорите! Как мы их теперь снимем?

– Вы уж не огорчайтесь, Василий Михайлович, мы же понимаем, вам не удобно, – снова попыталась успокоить его самогонщица, – Так получилось. Что теперь поделаешь? Извините. Случайно все вышло. Вот мы шинельку вашу просушили.

– К черту! К черту шинельку! К черту вас всех! Вы наручники с меня снимите!

– Так, давай ключ, снимем, – предложила Анастасия Павловна.

– Как? Ключа нет! Нет! Ясно? – взвизгнул участковый.

– Тогда не снимем? – пожала круглыми плечами бывшая доярка.

– Ох, – выдохся вдруг блюститель порядка, закрыл голову руками и стал нервно расхаживать по загаженному козлом земляному полу сарая.

– Ноги бы ему помыть не мешало, – критично заметила Элеонора Григорьевна.

– Правильно, мы и воды с собой принесли, – оживилась Вера Сергеевна, – Василий Михайлович, вы на чурбачок присаживайтесь, ножки помойте. Не прибрано у нас тут. Сапожки обуете. Потом мы вас в дом отведем, чайку горячего выпьете. Посидите, пока мы деда моего искать будем. А как найдем, так он придумает что-нибудь. Мужик все же, черт лохматый.

– Дед, говоришь? Инструмент у него есть? – оживился мужик, – Уши бы ему надрать, мерзавцу, за такие штуки. Видите, что он из меня сделал? Я уж ему покажу… – взмахнул руками, но тут споткнулся обо что-то и едва не растянулся на грязной земле, – Что это у вас тут понатыкано? Что это? Книга? Книги читаете. Умными стали, – поднял, посмотрел, – Библия!? Ничего себе…

– Откуда это она у тебя, Верка? – блеснула круглыми линзами очков Элеонора Григорьевна, – Очень странно… Дай-ка сюда, – бесцеремонно выхватила из рук участкового темный томик и, вдруг, побледнела, – Что это ты, Верка, в Бога поверила на старости лет?

– Да на черта оно мне сдалось! – смутилась самогонщица, – Егор Степанович Митричу сунул. Тот в тракторе полгода возил. По осени мне кинул, читай, мол, про Амаргедон. Ну, я взяла. А когда читать? Мне и читать некогда. У меня же хозяйство. Ткнула в передник. Куда потом дела, не помню. Думала, потеряла. Хорошо нашли. Верну Митричу.

Василий Михайлович ничего на это не ответил. Он вдруг побледнел и стих. Сел на чурбачок, молча ополоснул в принесенном ведре ноги, обулся и вышел из сарая.

* * *

Проснулась Марья Петровна на рассвете с каким до дурным предчувствием. Встала с кровати, запахнулась в махровый халат, подошла к двери, прислушалась. В сенях тихо. Откинула дверной крючок, осторожно приоткрыла дверь, выглянула наружу.

– Кушать, кушать, кушать, – радостно взвизгнуло некое существо, грубо оттолкнуло хозяйку в сторону, и стремительно влетело из темноты на кухню. Не успела знахарка опомниться, как на плите звонко загремели отброшенные крышки, и незваный гость стал стремительно пожирать содержимое каждой кастрюли, без разбора выскребая руками все съедобное и жадно вылизывая перепачканные пальцы.

– Кыш, кыш, отсюда, – воскликнула Марья Петровна, – Кто тебя звал?!

Но это не возымело ровно никакого положительного эффекта. С невиданной скоростью опустошив содержимое чугунков и кастрюлек, существо переметнулось к шкафчикам, тумбочкам и комоду, проявив неслыханное мастерство обнаружения съестного. Оно стало выворачивать пакетики, вытряхивать баночки и тут же пожирать обнаруженные остатки хлеба, сухарей, сахара и остального до чего только смогло или успевало дотянуться.

Не стерпев такого нахальства, хозяйка схватила кочергу и что сил огрела ненасытного пожирателя по круглой спине.

– Ой, больно, – хныкнул он, оглянулся, и тут только знахарка узнала в нем Афанасия. До чего же он переменился. Весь скукожился, напружинился, ощетинился, словно ежик. Глазки черными бусинками смотрят, вздернутый носик запахи окружающие ловит, ручки скобочками еду загребают, желтые редкие зубки прошлогодний черствый сухарик перемалывают.

– Афанасий, ты?!

– Женщина, женщина, женщина, – радостно взвизгнул преображенный односельчанин, приспустил штаны и ринулся на нее с явными намерениями незамедлительно совершить физиологический акт соития.

– Ах ты, пакость, какая, – возмутилась Марья Петровна и вторично огрела бывшего Афанасия кочергой по башке.

– Ой, больно, больно, больно, – жалобно застонало существо, но не прекратило наступательного порыва. Вцепившись обеими руками в подол широкого халата, оно с неимоверной силой рвануло на себя вожделенную женщину, обхватило ее руками, повалило на пол, и они в мгновенно оказалась под столом.

– Отлезь от меня, пакость. Пошел вон, черт паршивый, – отчаянно брыкалась хозяйка, пытаясь вырываться из цепких объявших ее рук.

Но это оказалось не так просто. Подобие прежнего деда, вдохновленное сладкой близостью желанной цели, стремительно подминало под себя отчаянно трепещущее тело, так что затрещали по всем швам остатки старой одежды. Еще немного и всесокрушающая твердь проломила бы брешь в целомудренной чистоте. Что могла она сделать? Чем противостоять стремительному натиску обезумевшей дикой плоти? Оставалось одно, последние, крайние средство. Преодолевая жуткое отвращение, она запустила руку насильнику промеж ног и что сил сжала его холодные, волосатые ядра.

– Ой, больно, больно, больно. Не хочу, не хочу, не хочу, – завизжало мерзкое существо, моментально отпустив железную хватку.

Ногами отбросив от себя наглого насильника, Марья Петровна быстро поднялась с пола, схватила кованую кочергу и начала охаживать его по различным частям тела, приговаривая:

– Я тебе покажу больно. Я тебе покажу женщину. Я тебе покажу, как пожирать мою еду.

Осознав, что кроме неприятностей в этом доме ничего больше ожидать не приходится, существо, совершив несколько кругов вокруг разграбленного стола, стремительно покинуло тесное помещение через открытую дверь и скрылось в лесных зарослях.

– Господи, – перекрестилась Марья Петровна, – Спаси и сохрани мою душу. На все воля твоя. Одного добра хотела. Прости нас Господи.

* * *

Поисковая партия жителей деревни прибыла к дому Марьи Петровны в тот час, когда она заканчивала уборку разгромленной кухни.