Сергей Буридамов - Утерянные свитки клио

***

Выдержка из заметки в «Чикаго таймс» от 30.06.1932г.

«…Здание выгорело до основания. Тел погибших не обнаружено. Причиной пожара, предположительно, явилось короткое замыкание в электропроводке. Как сообщают местные жители, в особняке уже более пятнадцати лет постоянно никто не проживал, также они отмечают, что замечали автомобили, подъезжавшие в определённое время к территории поместья. Ходили слухи, что там собирались подозрительные личности: то ли фальшивомонетчики, то ли наркодельцы, то ли боссы мафиозных синдикатов. По факту возгорания и поступивших сообщений будет проводиться расследование».

Тусклый свет умирающего дня сочится сквозь окна моего дома. Холодно, как мне холодно…

– Сигрид, принеси пива и шубу! – кричу я, и голос срывается на сип, а кашель сотрясает мне грудь.

Холод обступает меня, как тёмные равнодушные волны взморья. Я с шумом выдыхаю и не вижу облачка пара. Мою кровать поставили в самую тёплую часть дома, я смотрю на очаг и задорно пляшущие языки пламени, но лишь тоска гложет моё сердце… этот холод, хватит себя обманывать, Эйрик, ты знаешь, откуда этот холод. Твоя кровь уж не греет больше, и ты знаешь, что время твоё пришло…

– Чёртово семя, Сигрид, долго тебя ждать!

Приходит Сигрид, шаркая немощными ногами, старая, высохшая и тёмная, как вяленая акулятина. Она жутко улыбается, зияя тёмным провалом беззубого рта, стараясь поворачиваться ко мне зрячей стороной, половина лица её прикрыта платком, чтобы никто не видел другой глаз – молочно-белый, слепой и омерзительный, как метка самого дьявола.

Я кутаюсь в шубу и пью разогретое пиво, почти не чувствуя его вкус. Ничто не может согреть меня. Ледяная кровь едва движется в моих жилах.

– Проваливай, старая, – мрачно говорю я, и всё-таки улыбаюсь Сигрид. – Скажи Олаву, пусть едет к епископу Гуннару, скоро я покину этот мир, и только ему я хочу исповедоваться перед… перед смертью, – слово чёрной змейкой выскальзывает из моих уст, и я морщусь – страх когтистой лапой сдавливает мне сердце.

Сигрид поспешно уходит, охая и причитая. Но я уже не смотрю на неё. В моих руках книга, та самая, благодаря которой меня все боятся и почитают здесь, в Сельвоге, и далеко за его пределами. Глаза мои любовно скользят по рунам, гальдрставам и распятиям-розукросам, я листаю страницу за страницей… многие глупцы думают, что достаточно найти нужные руны и слова заклятия, чтобы творить колдовство. Как они наивны! Но стоит ли разубеждать их в этом?

Я тихонько смеюсь, тяжёлая шуба на моих плечах совершенно бесполезна. Я всё еще чувствую себя ледышкой, и всё же тихая радость, как полузабытый тёплый порыв весеннего ветра, касается моего уставшего сердца.

Воспоминания, словно назойливые колдовские мухи, вьются перед моим внутренним взором. Я не могу остановить этот поток, это мельтешение, и отчаяние вползает в мою душу как отрава. Только тот, кому суждено скоро умереть, вспоминает всю прошедшую жизнь так живо, в таких подробностях…

Все это началось давным-давно, шестьдесят лет назад, когда я приехал в Сельвог, чтобы принять приход от своего предшественника, старого Вигфуса – приход и его жену по договору. Я стар, и все, кого я знал во времена своей юности, умерли, лишь дряхлая Сигрид, и Бьяртни, что окончательно толкнул меня на путь колдовства, ещё живы.

Ноги мои ослабели, и я снова лёг, прямо в шубе, накрывшись поверх одеялом из тюленьих шкур, а книгу я взял с собой, и странное дело – я почувствовал тепло, идущее от её страниц. Легкое, едва ощутимое, оно ласкало мои бескровные, бесчувственные пальцы, поднимаясь по рукам и проникая в грудь, и я вдруг понял, что, возможно, есть шанс, если я снова обращусь к нему, хоть и страх всё ещё сжимал моё сердце.

Я уснул, и мне снова снилась она, прекрасная Турдис, та, что была служанкой вдовы Вигфуса, безобразной, иссохшей, как земли хейди Торкатлы. Я велел привести её, чтобы испытать – не ведьма ли она. Душа моя страдала и металась: прекрасная, златовласая Турдис внешностью своей была чистый ангел господень, но по повадкам – истинная ведьма, что наводила мороки и разжигала тёмное, адское пламя блудного огня. Я говорил с ней о злом колдовстве, но она всё отрицала, тогда я сказал, что она должна положить руку на библию, коснуться святых даров и произнести символ веры. Она всё исполнила, и всё же сомнение поселилось в моей душе, а вожделение и нечистый огонь не покидали меня и, подобно адскому червю, точили каждую ночь. Турдис стала пропадать на своём хуторе и перестала посещать церковь, тогда я велел связать её и привезти в Сельвог, потому что ведьмы хитры и коварны, а было еще одно средство, и я хотел окончательно убедиться, не ведьма ли она. Известно, что дьявол сожительствует с ведьмами и поселяется внутри их тела, и я должен был осенить крестом её лоно, тогда дьявол, если он проник в Турдис, не выдержит и выползет из нутра девушки мерзким чёрным аспидом.

Её руки были накрепко связаны верёвкой, а сама она висела, едва касаясь пальцами ног пола, подвешенная к потолочной балке мрачной, холодной бадстовы в лачуге пастуха Снорри, жирного и вечно голодного увальня, что ходил за овцами за малую плату и постоянно жевал огромные куски баранины. Она сопротивлялась мне и пыталась кричать, унижая моё достоинство и подстрекая меня на блуд, но я всё-таки сорвал её обноски и упал на колени перед немыслимой красотой Турдис.

– Нет, нет, — кричала она, – не трогайте меня, в вас вселился дьявол!

– Я не стану причинять тебе вреда, — сказал я и обнял Турдис за бедра, целуя её лоно. — Ты должна верить мне, Турдис, — хрипло сказал я, — этого хочет сам Господь!

Мягкие шелковистые волосы, что прикрывали её женское естество, касались моих губ, а дивный запах весеннего туна щекотал ноздри. Мне казалось, что я в раю. Она стала дёргаться и раскачиваться и ударила меня коленом по лицу, и в этот момент меня бросило в лихорадочный жар, и мутная волна вожделения накрыла с головой.

– Ах ты, мерзкая шлюха, ведьма, морок на меня вздумала наводить! – в отчаянии крикнул я.

Она плюнула мне в лицо, её глаза пылали ненавистью, а вокруг головы клубилось сияние чёрного нимба. Я ударил её по лицу распятием, и дьявол, что жил в Турдис, выбил его из моих рук. А потом я сошёл с ума, так оказался силён нечистый: грубо мял её белоснежное тело руками, губы мои ласкали крохотные розовые соски, а язык скользил по округлым холмам девичей груди. Турдис сопротивлялась, но что она, связанная, могла сделать?

– Ты будешь моей, Турдис, я изгоню из тебя дьявола… – шептал я на ухо девушке.