Валерий Кожушнян - Записки прохожего

Ранним утром пошёл снег, неожиданный в эту пору для южных широт.

В ноябре или декабре понятно, но в середине октября?! Какой-то климатический казус. Природа будто устала от налаженного ею же из века в век порядка, уронила вожжи, впав в усталую дремоту. Тут же минутной слабостью матушки воспользовался вездесущий хаос. Наслал, невесть, из каких пределов пронизывающе холодного, порывистого, дерзкого норда и вечных своих спутников – угрюмых туч. Небесные странники сгрудились над беспечно-весёлой местностью. Ветви деревьев и кустарников, ещё густо охваченные зеленой листвой, уверенно тянулись к небу, не подозревая о зимней беде. Ближе к утру ветер окончательно угомонился, тучи замедлили свое движение, а затем и вовсе застыли над городом, не в силах тащить далее свою зимнюю поклажу. Из множества прорех на землю стал валить снежный пух. Он падал плавно, крупными хлопьями и с тем плотным тихим шелестом, от которого, говорят, немеют радары и прочая чуткая техника.

Анатолий Сергеевич поднялся затемно, ощущая в голове лёгкий шум и тяжесть в груди. Из головы не выходил странный сон, который после пробуждения пошёл стремительно истаивать льдинками на стекле, оставляя лишь в памяти какие-то обрывки и едва уловимые образы. В душе нарастали тягостные и неясные чувства невосполнимой утраты…

– «Земную жизнь, пройдя до половины, Я очутился в сумрачном лесу…», – вслух ли, про себя ли, произнес он в сомнении. И сразу почувствовал чьи-то взгляды на себе. Ему стало неуютно…

Только не в лесу оказался, а в каком-то помещении, напоминающий длинный и мрачный коридор с бесконечной перспективой…

– Хто тута? – незнакомый хриплый голос с явным молдавским акцентом вопросил в рассеянный сумрак. Судя по голосу, вновь прибывший, был сильно напуган.

– Кого надо? – отозвался некто толстым голосом.

– Мы шо, у подвале? – не унимался первый голос.

– В заднице у чёрта… – усмешливо продолжил диалог второй голос.

– Парни, прекратите пугать человека, – урезонил третий голос. – Объясните толком новичку – мы на допросе…

– Какой на хрен допрос, – вступил в разговор ещё один голос. Судя по ноткам, обладатель низкого тембра явно числился в командирах. – Собеседование называется. Сказали же нам по прибытию… Здесь, скорее всего, подземная какая-то контора. Скоро узнаем – на кой хрен мы им сдались…

– Мэй, хлопци, дапы мене у расположении надо. Узнают, шо я утёк, семью арестуют. А долго тута будут тремать?

– Задолбал этот перебежчик…

– Мэй, хлопци, дапы я, етот, парламентёр а фост (был – молд.)…

– Да объясните этому парламентёру, наконец, что сами ни фуя не знаем… Покою ведь не даст… – подал голос другой обитатель коридора.

– Слушай сюда, лодочник! – начал объяснение обладатель командирского голоса. – Ты попал …

– А с откудова вы знаете, шо я на лодке был?

– Да мы отсюда всё видели, – встрял насмешливый голос. – Хорошо тебя долбануло, прямо в серёдочку…

– … на пункт сортировки, – выждав паузу, продолжил командир. – Через пару минут всё узнаешь. Выйдет Распределитель и растасует всех по камерам…

– А шо тут – тюрьма? Дапы отсюда как видеть можно? – кидал испуганно вопросы в пространство Лодочник, подслеповато всматриваясь в коридорный сумрак.

Ему никто не ответил. Повисла не тягостная всеобщая пауза, будто все присутствующие одновременно погрузились в свои мысли.

Тем временем в коридоре сумрак стал бледнеть, наполняясь мягким зыбким светом, и Он увидел всех персонажей этого странного помещения – их было четверо. Обратил внимание – трое в военных камуфляжах. Вновь прибывший, чёрт знает, в какой форме – дедовский китель, брюки колхозного покроя и в кедах. И только Он был в летней гражданской одежонке.

Бестолковый гражданин в кителе, получивший от вояк кличку «Лодочник», суетливо топтался у стены, двое сидели на низкой лавке, четвёртый прямо на полу. Он помимо воли стал пристально разглядывать своих соседей. У сидящего на полу бойца не было ног. Выделялись оборванные до колен пустые с бахромой штанины. Ни одного пятнышка крови не было видно, однако лицо безногого ничего не выражало. Весь облик и характерные черты славянского лица, сидящего на полу человека, ему показались знакомыми. Он просто не мог вспомнить – где и когда его видел? У всех к тому времени, Он понял, уже имелись клички. Этот – Безногий, другой – с командирским голосом – Обожжённый. Сидящие на лавке, были неестественно черны лицами, у одного из них зияла большая дыра в середине груди. К нему обращались «Дырявый». Странно как-то все они выглядели. Лодочник с пустым рукавом и рваной раной в области живота. «Прямо морг с говорящими трупами», – мелькнуло у Него в сознании.

– Пацаны! Надо кое-что прояснить нашему Поэту, – кивнул на Него Дырявый. – Видите, он весь в непонятках…

«Вот и мне уже пришпилена кличка, – мелькнуло без особых эмоций. – Здесь, наверное, так надо».

– Валяй! Ты у нас птица-говорун, – приказал Обожжённый.

– Да ладно, Савельич! Не гони!

– Давай, давай – не кобенься…

– Слушай сюда, Поэт. Полчаса назад ты проходил мимо нашего обгоревшего БэТэРа, что стоит перед автомобильным мостом, так? Он согласно кивнул, мол, было дело. Это наша коробочка и одновременно братская могила. Сука румынская ловко нас подстерегла. Шарахнул с гранатомёта почти в упор. Не заметили, гада. Теперь вот сутки маемся в этом коридоре… Вон, тот, без ног который, сибиряк. Да какой он хер сибиряк? Наш, Бендерский, приехал оттуда… Рванул за бабой в Сибирь. Влюбился, она у нас прошлым летом отдыхала. Так вот, пока он там лес рубил да любимую свою искал, у него дочь нацики изнасиловали в Кишиневе. Потом, когда началась у нас бойня, тещу накрыло миной в огороде, а жена без вести пропала. Вот он и рванул обратно в Бендеры. Ух, и злой до опоновцев был… Покосил их из пулемёта с батальон, не меньше. Наш командор – из российской армии, хотя он тоже из местных. Ну, а я водила нашей машины боевой, тоже местный. Тренер по гребле…

«Мы здесь, оказывается, все погибшие! Значит и меня?..» – почти равнодушно отметил Он.

– Этот, за тобой прибывший, ты уже понял, – Лодочник. С ним вообще хохма вышла. Рассказать? – повернул голову в сторону четвёртого персонажа Дырявый.

Молдаванин махнул целой рукой, мол, бреши дальше.