Борис Юрьев - Во времена Николая III

В душный пригородный автовокзал, расположенный на окраине города Москвы, вошли двое мужчин в накрахмаленных снежно-белых рубашках и парадных черных костюмах. У Семена Михайловича, солидного двухметрового пожилого мужчины возраста далеко за шестьдесят, шагавшего с гордо поднятой головой, на носу поблескивали золотистые очки, из нагрудного кармашка выглядывал уголок кремового платочка с искристыми прожилками, а на голове сверкала вызывающая, неимоверная по окраске, рыже-красная шевелюра, выкрашенная явно не в парикмахерском салоне. После шокирующих публику волос, ботинки сорок пятого размера, предназначенные для туристических походов, уже не привлекали столь пристального внимания.

Его сопровождал Михаил Валерьянович, молодой человек спортивного телосложения, высотой шесть футов, в солнцезащитных очках. Вошедшие отличались от находящихся в зале людей, одетых по летней погоде, мужская половина которых предпочитала по погоде расстёгнутые рубашки с короткими рукавами, а женская – белые или цветастые платьица с босоножками на босу ногу. Войдя в современное здание, выполненное из железобетона и стекла, молодой человек пожелал снять модные очки, но, убедившись, что внутри помещения почти также светло, как и снаружи, только дотронулся пальцами до оправы и опустил руку вниз. Остановившись на мгновение, шеф и молодой человек огляделись и гуськом, выстроившись по росту, направились к билетным кассам.

Шумная компания, сидевшая на двух соседних скамейках у входа в автовокзал, не сговариваясь, поднялась и пошла навстречу вошедшим. Пожилой господин, не удостоив никого из присутствующих своим вниманием, сторонясь, обогнул выросшую впереди преграду и, не сбавляя скорости, целеустремленно продолжил путь заданным курсом. Один из бедолаг, возглавлявший компанию, обмахиваясь газетой, как веером, загородил дорогу шедшему сзади Михаилу, давая понять, что обойти его не представляется возможным. Толстяк с газетой, выпятив живот, на котором от натуги нижняя пуговица рубашки расстегнулась, и выглянуло голое тело, жизнерадостно улыбался.

– Мы вас давно ждем,– радостно заявил он, панибратски обращаясь к стоявшему перед ним незнакомцу:– Вы артист? – для полной убедительности, чтобы не ошибиться, он уточнил свой вопрос,– не правда ли?

Молодому человеку стало весело.

– Вас устроит ответ философский или необходимо заключение по существу? – спросил он, предоставляя слушателям право выбора и показывая всем своим видом, что не прочь поговорить с ними по душам.

Веселая компания, настроенная философски, отдала предпочтение первой части вопроса.

Поклонившись, молодой человек, чуть приподняв, развел руки в стороны, как птица перед полётом. Он представил себя возвратившимся в поместье барином, стоящим в окружении дворовыми людьми, внемлющими его умные речи.

– Весь мир играет,– загадочно улыбаясь, неторопливо сказал он,– жизнь-игра и все люди артисты. В какой-то степени вы не ошиблись, я артист. Мы, собственно, рождены, чтобы сыграть свою роль и уйти со стены, чтобы затем вновь возродиться. Сиюминутными поступками мы лепим свое будущее, в том числе и тело, и душу, и желания. Поэтому очень важно, что мы делаем и как поступаем в тот или иной момент.

Компания вежливо, не перебивая, выслушала монолог, затрагивающий интересную тему, не затрагивающую животрепещущего вопроса.

– Философский ответ нас вполне устраивает,– послышался бархатный голос толстяка.– Теперь, давайте перейдём к ответу по существу.

– Что ж, можно и по существу… Мы не обладаем жизнеописанием актеров, но можем дать фору любому артисту. Остап Бендер, в сравнении с моим шефом,– молодой человек движением головы указал в сторону пожилого господина, подходящего к билетным кассам,– выглядит мальчиком. Он в своих лучших, создаваемых экспромтом, образах не подражаем.

– П-о-о-оня-ятно,– протянул толстяк.– И всё же, кто вы?

– Пред вами сотрудники исследовательского института, один из которых является широко известным в узких кругах профессором, а я являюсь его аспирантом, подающим большие надежды.

Ответ не удовлетворил компанию, ожидавшую нечто иное.

– Не смеем вас больше задерживать,– разочарованно пропел толстяк и широким жестом руки показал аспиранту, что больше он никому не интересен и путь его свободен.

Построившись в две шеренги, компания пропустила по образовавшемуся коридору Михаила, поспешившего к своему попутчику, который, стоя на подступах билетных касс, делал отчаянные знаки, призывающие поспешить.

Очереди, как таковой, у билетных касс не существовало. Из трех окошечек, по русской традиции, как и пятьдесят лет назад, работала одна и её, родимую, штурмовали, обступившие со всех сторон, пассажиры.

– Я сейчас разберусь с билетами,– заверил на ходу аспирант, не останавливаясь и не теряя время на излишние разговоры.

Он врезался в толпу и уверенно продвинулся вперед, разрезая ее, как движущийся катер разрезает волну, лишь изредка говоря неизвестно кому: – извините! Чем ближе приближалась цель, тем заметнее падала скорость передвижения. На подступах к заветному окошечку она изрядно замедлилась. Барахтаясь на месте, аспирант сумел ухватиться мертвой хваткой за стойку, выступающую из стены на уровне колен, предназначенную, по замыслу архитекторов, для установки чемоданов под кассами. Решив, что дело сделано, Михаил посчитал остальное делом техники. В это время толпу качнуло и рядом стоящий детина, прижатый к стене, развернулся и с явным удовольствием, пользуясь моментом, локтем проехался по лицу соседа, отчего солнцезащитные очки аспиранта, слетев с носа, упали под ноги. Не отрывая правой руки от стойки, потерпевший стал шарить свободной рукой под ногами в поисках оброненной вещи. В этом интересном положении, когда голова его находилась где-то ниже колен, его еще раз пихнули сзади, отчего правый глаз ощутил болезненную остроту неизвестного колена. Несмотря на боль, аспирант не сдвинулся с места и не стал выяснять, кто является владельцем колена, а продолжил шарить по полу. Наконец рука коснулась искомого предмета. Когда указательный палец пролез в пустую глазницу очков, стало ясно, что кто-то уже успел наступить на них. Не теряя обладания, ползающий внизу молодой человек поднялся, натянул разбитые очки на нос, поскольку не нашел, куда бы их еще деть, подтянулся за стойку и засунул голову в кассу, откуда, его, без его согласия, уже никто не в состоянии был вытащить.

Перед кассиршей выросла растрепанная физиономия кота Базилио с взъерошенными волосами, скрученными, как веревка, и натянутым, как удавка, галстуком и подбитым глазом, прикрытым темным стеклом разбитых очков. Второй глаз, оставался целым и невредимым и посему не нуждался, чтобы его закрывали. Аспирант повращал здоровым зрачком перед сидящей женщиной, демонстрируя живучесть.