Дмитрий Луговой - Наёмник

Гоблин не спеша подошел к башне, внутри которой располагалась лестница, ведущая наверх, и там его остановил караульный:

– Пароль!

– Хороший гном – работающий гном! – ответил Лариндук (в этот раз пароль придумывал Дорин и использовал в качестве него старую поговорку своего народа).

– Верно! – ухмыльнулся караульный (по всей видимости, его тоже забавлял новый пароль) и шагнул в сторону, открывая проход. – Что вы надеетесь там увидеть, господин гоблин? – произнес он уже в спину Лариндуку.

– Не знаю, – честно ответил гоблин. – Но надеюсь, что чтобы я не увидел, это меня успокоит.

Очень медленно Лариндук поднялся по винтовой лестнице и вышел из башни в тридцати метрах от земли. Несмотря на ранний час, духота, которой будет отмечен грядущий день, уже ощущалась. Впрочем, возможно, все дело в том, что он разгорячился, пока поднимался наверх.

Вытерев ладонью вспотевший лоб и бросив быстрый взгляд вниз, гоблин подошел к стоявшему недалеко от него дозорному, молодому парню лет двадцати, но уже со следами сражений на лице – шрам на щеке и возле брови.

– Ну, что тут у нас? – спросил его Лариндук.

– Затрудняюсь ответить! – хмыкнул дозорный и потер рукой подбородок. – Вначале моей смены мне казалось, что в лагере джараханцев продолжается та же суета, что и в предыдущие дни. Но потом, приглядевшись, я понял, что что-то изменилось. Однако я никак не пойму, что именно!

– Изменилось, говоришь? – нахмурился гоблин и перевел взгляд вниз.

На этот раз он рассматривал лагерь противника уже более внимательно, пытаясь понять, что насторожило дозорного. В первые две минуты Лариндук был убежден, что дозорный всего лишь перенервничал (все они волновались, так как не знали, чего ждать от противника), вот и принимает вполне естественные передвижения противника за нечто новое. Но потом гоблин внезапно понял, что его первое суждение было неверным: в лагере джараханцев и впрямь происходили странные перемещения.

– Мне не показалось, там действительно происходит нечто необычное? – пробормотал стоявший позади Лариндука дозорный.

– Да, ты прав, – медленно произнося слова и одновременно лихорадочно соображая, что могут означать эти перемещения, подтвердил гоблин. – Вот только что они делают? Не пойму…

И тут его словно молния ударила. Ответ лежал на поверхности и был до обидного прост. С другой стороны, почему именно сейчас? Они ведь могли (и даже вернее сказать, должны были) сделать это гораздо раньше.

– Что? Что происходит? – спросил дозорный, когда Лариндук развернулся к нему лицом.

– Они отступают! – едва слышно прошептал гоблин.

– Что? – парень то ли не поверил своим словам, то ли, скорее всего, просто недослышал.

– Они отступают! – уже громче повторил Лариндук, а затем резко сорвался с места и, сбив дозорного с ног, ворвался в башню.

Вихрем слетев по ступенькам, гоблин выскочил из башни и, прошмыгнув на невероятной скорости мимо караульного (который ошеломленно захлопал глазами – он никогда не видел Лариндука в таком возбуждении) побежал к штабу гарнизона, где (он знал это точно) ночевал Ярин.

– Ярин! Ярин! – за пять метров до цели принялся кричать гоблин. – Они отступают, Ярин! ОНИ ОТСТУПАЮТ!

Из оконного проема высунулась всклокоченная голова рыцаря, заспанное лицо которого свидетельствовало, что он еще не осознал всей важности новости.

– Кто отступает? – протирая глаза руками, спросил начальник гарнизона. – Чего это ты раскричался в такую рань, Лариндук?

– Джараханцы отступают! – гоблин уже добежал до двери дома и теперь, согнувшись возле нее пополам и с трудом переводя дыхание, пытался донести до друга только что полученную им информацию. – Они отступают! Это точно! – произнес он, увидев открывшийся рот Ярина. – Я сам видел! Они точно отступают!

– Но почему? – рыцаря это известие поразило не в меньшей степени, чем его нынешнего собеседника. – Почему именно сейчас? Почему не раньше или не позже?

В ответ Лариндук лишь пожал плечами. Последние три дня он ломал голову над тем, что замыслил их противник и почему он не отступает, несмотря на явный недостаток воды и продовольствия. Теперь же ему, по всей видимости, придется размышлять над тем, почему после четырехдневной осады аль-Зубия решил отвести свои войска.

– Может, ты все-таки что-то не так понял? – Ярин оглянулся в сторону стены.

– Иди сам посмотри! – велел ему Лариндук, опускаясь на корточки и прислоняясь спиной к стене.

Голова рыцаря скрылась в доме, оттуда послышались звуки, свидетельствовавшие о спешном сборе, затем дверь распахнулась, и, едва не придавив гоблина, на улицу выскочил начальник гарнизона.

Он уже сделал два шага по направлению к стене, когда сверху раздалось сразу несколько выкриков:

– Они отступают! Джараханцы отступают! ОНИ ОТСТУПАЮТ!

– Ну вот, либо мы все что-то не так поняли, либо они действительно отступают! – хмыкнул Лариндук и прикрыл глаза.

– Но почему именно сейчас? – вновь повторил Ярин, не зная смеяться ему или огорчаться.

А на улицы крепости тем временем выбегали разбуженные криками солдаты, которые, едва поняв, что это не розыгрыш, начинали обниматься и искать глазами бочонок с выпивкой.

«Надеюсь, наши враги не этого добивались!» – подумал Ярин и отправился за бочонком, спрятанным в штабном погребе.

Хикилай проснулся от того, что воздух его спальни прорезало тонкое треньканье. В первый момент чародей не понял, что это, но затем осознал, что одна из его наблюдательных станций подает сигнал.

– Что такое? – треньканье разбудило и Ёзиту, и теперь девушка, привстав на локтях внимательно смотрела на своего любовника.

– Не знаю! – покачал головой Хикилай, с трудом отрывая взгляд от загорелых грудей вольной мореплавательницы и поднимаясь с кровати. – Но скоро выясню!

Он подошел к хрустальному шару, стоявшему на специальной подставке в пяти метрах от кровати, и положил на его гладкую прохладную поверхность ладони обеих рук. Постепенно шар стал разогреваться, а перед взором чародея понеслись картины тех мест, где он расставил свои сигнальные наблюдательные станции.

– Ну что там, дорогой? – подошла к нему сзади Ёзита.

Девушка не могла видеть того, что видел Хикилай, и потому просто разглядывала свое отражение в шаре. Особое внимание она уделяла своему носу, который ей восстановил обладатель Посоха Всемогущества после ее не совсем удачной попытки уничтожить эту выскочку Вараниэль.

Едва в памяти Хикилая всплыло имя этой эльфийки, как его всего охватил гнев, он представил, как вырывает сердце из груди этой уроженки Тихой Гавани, и едва не упустил причину, из-за которой он был вынужден подняться на ноги, хотя мог потратить это время на другое (взгляд чародея как раз скользнул по обнаженным бедрам и животу Ёзиты, и он вспомнил, как хорошо прошла первая половина ночи).