Дмитрий Луговой - Стражи. Миссия Марсенера

На несколько минут зала погрузилась в тишину. Ильфостан бегло проглядел исписанные убористым почерком листы с диагнозом, поставленным Сафонову психиатром, и, отложив их в сторону, поднялся со своего места и подошел к главе Корпуса земных Стражей. Низко склонившись над ним, полуэльф, почти не шевеля губами, что-то спросил у своего собеседника и, получив ответ, удовлетворенно кивнул и вернулся в свое кресло.

Когда все судьи окончили чтение, Ильфостан взглянул на Ригорда и спросил:

– Вы думаете, этот человек – параноик?

– Это не мое мнение. Это мнение компетентного в данном вопросе специалиста.

– Который ранее пять раз обследовал подсудимого и не находил признаков болезни, – перебил председатель полуэльф. – Более того, отмечал его устойчивую психику, которая позволила подсудимому стать одним из лучших земных Стражей. У него огромное количество поощрений и наград за проявленное мужество. Не думаю, что параноик достиг бы таких успехов в нашем деле. Мое мнение: стоит еще раз перепроверить его показания, а самого подсудимого держать в камере до окончания повторного расследования.

– Что ж, отлично, – улыбнулся Ригорд. – Тогда мое предложение таково: отправить подсудимого за совершенные им преступления в Отражение. А с учетом его потенциальной опасности для окружающих определить срок наказания в десять лет! – на этот раз шепоток в зале был куда громче прежнего: предложенное наказание было весьма и весьма суровым. – А дабы не терять зря времени, в чем подсудимый обвиняет Совет, предлагаю голосовать прямо сейчас. Итак, кто за предложение многоуважаемого Ильфостана?

Полуэльф тут же вскинул свою руку. Вслед за ним после секундного колебания поднял руку глава земного Корпуса Стражей, а еще через несколько секунд к ним присоединилось около полусотни судей. Достаточно много, чтобы Ригорд почувствовал вновь захлестывающие его разум волны гнева, но слишком мало, чтобы однозначно определить судьбу подсудимого.

– Кто поддерживает мое предложение? – буравя полуэльфа взглядом, произнес Ригорд, первым поднимая руку.

Сидевшая рядом с ним Ниинге тут же вскинула свою руку, а следом за ней своего председателя поддержали и многие другие судьи.

– Подведем итоги, – требовательно взглянул на секретаря Ригорд.

Девушка, продолжая чиркать острием карандаша по клочку бумаги, зажатым в ее левой руке, поднялась и, окинув взором голубых глаз Совет, а затем и подсудимого, медленно и торжественно произнесла:

– Со счетом семьдесят три на сорок девять при двадцати четырех воздержавшихся побеждает предложение председателя Ригорда!

Ригорд, не скрывая торжества, посмотрел на Ильфостана, светлое лицо которого потемнело подобно ясному небу, которое скрыли грозовые тучи, затем повернулся и наткнулся взглядом на подсудимого.

Сафонов, для которого после усиления силового поля велась текстовая трансляция заседания, дочитал последние буквы своего приговора, медленно выцветавшие на внутренней стороне защитного кокона, поднял голову и презрительно скривил губы, глядя Ригорду прямо в лицо.

От этого взгляда, спокойного, твердого, уверенного, председателю стало не по себе. Может быть, психиатр не был так уж неискренен в своем заключении, как думал он сам и Ригорд? Может, Сафонов все-таки безумец? А чем иначе объяснить его ледяное спокойствие? Ведь его приговорили к десятилетнему заключению в мире, откуда и после шести месяцев мало кто выходил живым, и никто – в здравом уме, а он даже и бровью не повел.

Тем временем конвой плотнее сомкнул ряды, окружив осужденного кольцом. Его командир, брюнет с седыми висками, грозно окликнул Сафонова, веля тому поторопиться, и бывший Страж, в последний раз пронзив Ригорда своим тяжелым взглядом, сошел с кафедры.

В сопровождении конвойных осужденный отошел к дальнему углу залы, огороженному от остальной ее части цепью с широким и длинным звеном, концы которой были плотно сомкнуты на железных кольцах, вбитых в гранит стен, дождался, когда один из Стражей приподнимет цепь, слегка нагнул голову и проскользнул под ней, оставшись один перед небольшим постаментом из черного мрамора.

– Входи! – негромко, но отчетливо произнес командир конвоя, и все присутствующие затаили дыхание.

Сафонов шагнул вперед, и, едва обе его ступни коснулись тщательно отполированной поверхности постамента, как силовое поле, окружавшее его, исчезло.

Конвой напрягся, готовый отразить возможную безумную попытку осужденного бежать от наложенного на него наказания, но Сафонов даже не дернулся в их сторону.

– Придет день, и вы осознаете правоту моих слов, – произнес он, обращаясь не то к Совету, не то персонально к Ригорду. – Даст Бог, это будет не последней мыслью в вашей жалкой жизни!

Как только последний звук сорвался с его губ, из постамента вырвалось темное облако и, окутав Сафонова своим непроницаемым для взглядов покрывалом, исчезло, унеся его с собой в мир-тюрьму, мир-смерть.

Дорожное полотно, виляя, стелилось среди могучих деревьев, закрывавшими своими густыми кронами ясное небо и отсеивавшими добрую половину солнечных лучей, пытавшихся пробиться к земле, а по нему, следуя всем заковыристым поворотам, ехал пикап фирмы «Форд». Автомобиль был 1973 года выпуска, но вполне удовлетворял его владельца, немолодого фермера Джеральда Хортона, так как был вместительным и надежным.

Дорога Джеральду была знакома, он ездил по ней каждые две недели вот уже сорок лет, так что его взгляд то и дело перебегал с дороги на сидевшую на пассажирском сиденье юную девушку.

Это рыжеволосое создание невысокого роста с пронзительными зелеными глазами сошло с рейсового автобуса и, зайдя в бар старушки Октавии, повергло всех в шок вопросом о том, как добраться до дома Бернарда Расселла. Старина Джим, местный шериф, поперхнулся лимонадом, бездельник Эдвард, его непутевый сын, чуть не грохнулся со стула, поворачиваясь, чтобы взглянуть на эту отчаянную девушку, а сама Октавия уронила на пол ящик с виски, бутылки которого собиралась расставить на полке.

– Так кем он приходится тебе, старина Расселл? – не выдержав, повторил вопрос, уже заданный девушке в баре, Джеральд.

Валери (так она назвалась) повернула голову в сторону фермера, пошевелила губами, словно раздумывая, стоит ли отвечать, а потом все же ответила:

– Он – мой дед!

– Дед? – переспросил Джеральд. – То есть у него есть дети? Почему тогда я ни их, ни тебя никогда не видел?

– У него только один ребенок, моя мать, – сухо произнесла девушка. – И она, как и я, никогда не видела его. Моя бабушка рассталась с Бернардом Расселлом задолго до рождения дочери, поняв, что дети не вписываются в его жизненный план.