Виталий Белоусов - Вальс под облаками. Приключенческая повесть

Я улыбнулся. И Маша в ответ опять закружилась, запорхала пестрым мотыльком по ромашковой лужайке… Она, я понимал, приглашала меня… И чтобы не поддаться соблазну, я поспешно отвернулся… Возможно, и зря, потому что никому до нас не было дела. Таня села на покрывало доплетать венок из ромашек и васильков, Глеб же бродил поодаль от нас, то оглядываясь по сторонам, то уставившись в землю. Он, конечно, пытался отыскать следы недавней стоянки экспедиции.

– Как я рада, что опять тебя вижу, – подступила ко мне Маша. – Еще что-нибудь расскажи о наших ребятах, о школе, о городе… Пожалуйста…

Мы присели на скамью в лодке…

Глеб подошел к нам минут через десять. Не обронил ни слова. Сбросил рубашку и трико, вбежал в речку и, ухнув в воду, поплыл. Даже мне не предложил искупаться. Знать, здорово огорчился…

К пристани мы подплыли уже в сумерках, когда в поселке зажглись огни. Надоедливые комары звенели возле лица, впивались в шею, руки. Громко и дружно галдели лягушки. Девчонки, поплавав с нами на лодке, убежали с речки домой часом раньше.

– Не дождались нас, – сокрушался Глеб.

– Знать, на то была причина, – успокаивал я его. – Если ты нужен, обязательно еще раз с тобой свяжутся…

И другая мысль докучала товарища.

– Мама места себе не находит сейчас, – беспокоился он. – Вот увидишь, у околицы встречать нас будет.

– Да вряд ли Маляма придет к тебе домой разбираться…

– Не скажи… Он, когда выпьет, может и среди ночи заявиться, к столбу ни за что придерется… А дерябнувши он почти постоянно.

Но тетя Оля встретила нас вполне спокойно.

– Где ж это вас носило? Целый день! – всплеснула она руками. – Ты хоть бы Сережу голодом не морил, – пожурила сына. – Мойте руки, и – за стол.

Мы поужинали.

– Пока тихо, давай к Карасику смотаемся, – предложил Глеб. – Если Маляма припрется, мама завтра ни за что не выпустит нас на улицу.

– Накажет?

– Да нет, за нас будет переживать.

Когда мы выскочили за калитку, уже порядком стемнело. Луны не было. Фонари горели только на перекрестках. Я постоянно оступался и спотыкался, ушиб коленку, наткнувшись на бревна, сваленные у одного из палисадников. Глеб тащил меня за собой темными улочками, по узким проходам между плетнями…

– Его дом – следующий, – указал рукой. – Перемахнем через изгородь в огород, а там есть лаз во двор: две доски отходят в заборе. Им Карасик пользуется, когда родители калитку запирают.

Из окон падал в палисадник свет. Слышалась музыка, грохот, голоса: по телику шел боевик. На улице – ни души, и во дворе – ни грюка, ни шороха. Как раз то, что и надо нам.

Не раздумывая, забрались в огород, Глеб сходу нашел нужные доски в заборе. Отодвинув их, протиснулся в узкий лаз и позвал взволнованно:

– Ярик, Ярик, Ярик…

Вздрогнул я от неожиданного, радостного повизгивания собачонки. Значит, она здесь! Действительно Карасик украл ее! Ну и подлец!

Но почему Ярик не бежит к нам?

– Привязана или заперта, – простонал Глеб; и полностью забравшись во двор, велел. – Не отставай. Поглядывай за дверью в дом, а я пойду к сараю.

Мне и боязно, и не по себе вдруг стало. В чужой двор по-воровски? Не лучше ли днем встретить Карасика да честно расквитаться с ним? Но как магнитом потянуло к окнам. Осторожно подступив к крайнему от калитки, заглянул в комнату через щелочку между занавесками…

И охнул я, отшатнувшись в тень. А сердце-то как заколотилось! В комнате за столом сидел Маляма! Самодовольный, раскраснелся, что рак. Выпучив глаза, он рубил пятерней по воздуху и что-то горячо доказывал, не трудно догадаться – хозяину дома. Тот был в майке. Грудь волосатая, а голова совершенно лысая. Боже ты мой! Я узнал в нем недавнего своего попутчика! И верно говорят: мир тесен. С этим человеком я ехал поездом в одном купе! Этого человека вместе с другими пожилыми пассажирами я пропустил вперед, когда выходили на станции из вагона! Хозяин дома хохотал, широко разинув рот. На столе стоял графин со спиртным, стаканы и тарелки с закуской.

Я вновь прильнул к окну и увидел… ехидину с мышиными глазками, того самого мальчишку, который опрокинул мое ведро с водой. Он лежал на диване, подперев руками голову и уставившись в экран телевизора. Так вот кто Карасик! «Ну, погоди!.. Я еще сведу с тобой счеты!.. Один на один… А за Ярика подавно не уйдешь от расплаты!»

К столу приблизилась женщина. Явно, хозяйка. Она подложила мужикам хлеба и огурцов, засмеялась, что-то сказав им. Уходя, потрепала сына за патлы.

– Сережка, Сережка, – услышал я за спиной и очнулся.

Надо уходить! Но что такое? Глеб звал меня от забора, где дыра, а собачонка жалобно скулила на прежнем месте – за углом дома.

– Ярик в сарае, на двери – замок, – чуть не плача вымолвил товарищ, когда я подскочил к нему.

– Убираться надо. Там Маляма, – кивнул я на окна. – С отцом Карасика пьянюжит. Честное слово.

– Да ну! – изумился Глеб. – А ты не ошибся?

– Иди, погляди…

Молча потоптались у лаза.

– Давай замок сорвем, – предложил я запальчиво.

– Что ты! Там засовы крепкие. Да и что мы, воры какие? За своим пришли…

– Так, может, Карасика на улицу вызовем?

– Не выйдет, я знаю…

Над крыльцом, осветив двор, вспыхнула электрическая лампочка. Скрипнув, стала отворяться коридорная дверь.

Благо, Глеб уже стоял одной ногой в огороде. Я следом за ним, не остерегаясь, что обдеру спину о доски или гвозди, проскользнул в узкий лаз. И затихли мы, присев за кустами смородины.

– Кто там? – встревоженно спросила с крыльца женщина. – Кто?..

Следом за матерью вышел на крыльцо Карасик.

– Сколько раз говорила тебе: забей дыру?! – накинулась она на сына. – Сейчас же бери молоток! Иначе отца позову. При мне будешь заколачивать.

В щелочку было видно, что женщина держала в руке пустую кастрюлю. Возможно, она собралась спуститься в погреб…

– Ну, зачем ты к сараю пошел?! – услышали мы. – Молоток и гвозди в пристройке возьми. Отец там вчера работал. Лучше б к делу присматривался, чем с хулиганьем связался.

От шума во дворе собачонка еще громче завизжала и заскреблась в дверь сарая.

– А эту тварь выброси! – донеслось до нас. – Чтоб и духу ее не было здесь! Чем собаку кормить, так лучше поросенка лишнего держать.

Мы выбрались из огорода на улицу. Опираясь на изгородь, стояли до тех пор, пока не ушли в дом Карасик и его мать. Болью отзывался в сердце каждый удар молотка по гвоздям и доскам.

– Открыл бы Карасик сарай, Ярик к нам бы бросился. Веришь?

Я утвердительно кивнул головой. И меня вдруг будто кто подтолкнул: метнувшись к калитке, поднял руку, чтобы постучать.

– Ты зачем? – цапнул меня Глеб за рукав. – Не дразни их, не надо.

– А я и не собираюсь дразниться. Мама Карасика охотно отдаст нам щенка. Ты же слышал…