Владимир Голубев - Теорема Нёттер

Началась суматоха. Побежали в деканат, на кафедру. Несколько человек хотели уйти, но прибежавший первым Д. Попов властным голосом приказал:

– Всем сидеть на местах!

Люди в черных костюмах прибыли через десять минут. Милиция чуть позже. Последними появились врачи. Милицейский фотограф сделал снимки лежащего у доски человека, и его сразу унесли.

Старосты групп подали списки присутствующих и отсутствующих. Фотограф отснял полную юношей и девушек аудиторию с разных ракурсов, чтобы следствие знало, кто где сидел.

«Господи, это же моя пуля… но как… это же был просто дурацкий розыгрыш…» Лоб покрылся испариной. В голове студента Курочкина билась и дрожала одна фраза:

– Я не виноват! Я же не виноват! Не виноват!

Он краснел и бледнел от страха, что, конечно, не скрылось от опытных глаз работников госбезопасности.

Выпускали из аудитории бесконечно медленно, проводя досмотры личных вещей и одежды. Из спортзала принесли фанерную ширму, за которой досматривала девушек строгая женщина в форме капитана милиции.

Все было очень серьезно. У выходящих проверяли студенческие билеты; несколько раздолбаев, забывших документы дома и неизвестно как проскочившие мимо институтского вахтера, дожидались своей участи в сторонке. Человек в черном костюме сверял фотографии с лицами и тщательно записывал каждого. Следственные действия растянулась почти на три часа. Выпущенные на волю студенты пулей неслись в туалет.

Потом милиционеры облазили каждый уголок поточной аудитории, этого большого помещения, где столы располагались ступенями, как ряды в цирке. Они сняли грифельную доску, осторожно вынули застрявшую в штукатурке сплющеную пулю.

– Невероятно, – пробормотал эксперт.

Приехали еще несколько человек. Один из них, пожилой и седой, с непроницаемым лицом, тихо спросил:

– Ствол нашли? Нет? Почему?! Ищите!

Володя Курочкин бежал в общежитие со всех ног. Надо скорее избавиться от гильзы! Ведь «здоровская» авторучка так и валяется в верхнем ящике его тумбочки. Когда он, запыхавшись, влетел в комнату, понял, что опоздал. Два человека в черных костюмах сидели за столом.

– А вот и товарищ Курочкин, – сказал один из них, – я же говорил, что он прибежит.

– Я не виноват, – только и смог пролепетать Володя, – я ни в чем не виноват…

Второй человек поднял к свету целлофановый пакетик с авторучкой и весело сказал:

– Спорим, экспертиза покажет, что пулю вытащили из вот этой вот гильзы, а?

Он вдруг стал серьезным, даже злым.

– Где ствол, Курочкин? А? У тебя были все основания отомстить Морозову за прошлую сессию! Что скажешь? Правду, Курочкин! Правду!

Страх вызвал у Володи словесный понос. Он торопливо говорил, захлебываясь словами, боясь что-то пропустить, сбиваясь, повторяя одно и то же, забывая главное, возвращаясь назад.

– Отомстить? Какая месть? Я же сдал! У нас нет никакой мести. Мы говорим: три «З»: зубрил-сдал-забыл. Да, да, конечно, слово «сдал» пишется через «с», но какая разница, ведь мы произносим «здал», так красивей, да и понятней, так что… У нас есть такой вот принцип, и не только у нас, во всех институтах, уж поверьте, а месть… в ней нет смысла, ведь нам еще… ведь у нас АФУ еще семестр будет, нам Морозову экзамен весной сдавать, зачем же портить отношения, а если бы и не было экзамена, то и подавно, зачем это, ведь сдал – забыл, зачем без смысла рисковать и время тратить, так никто не делает, это глупо, потому что других предметов полно, и курсовые, и вообще… Студенты никогда не думают о сданном экзамене, а если и говорят о нем, то лишь за стаканом «доброго бургундского Агдама». Ну да, так мы шутим… А пулю, да, это я ему в портфель бросил, я, да, признаюсь, это мальчишество и козерожество, поддался эмоциям, я ведь сразу пожалел об этом, но обратно из портфеля пулю не вынешь, она на дно упала, а в какое отделение, я не заметил. Это же копаться в портфеле надо, во всех отделениях, а вдруг кто увидит? Что я у препода в вещах роюсь! Так вот и ушел, а пуля в портфеле осталась. Ну, думал, придет домой, найдет пулю и выбросит. Пожмет плечами, посмеется да и все дела. Жене покажет: вот какие дети учатся… это же не преступление, я не стрелял, я не виноват, что кто-то этой пулей стрелял, да и не стрелял никто, не было громкого звука, а был хлопок, тихий, так в тире воздушки хлопают, как…

– Откуда вы знаете, что в Морозова стреляли?

– Так я же за первым столом сидел, мне надо у него за первым столом сидеть, ну, чтобы он понял, что я стараюсь, что я его предмет теперь уважаю, что я… чтобы сдать ему с первого раза, я же не дурак, ошибки повторять, он увидит, что я за первым…

– Стоп. Вы сидели за первым столом. Так? И что видели?

– Хлопнуло что-то. Я подумал: «народ папки закрывает», и на часы посмотрел – пять минут осталось. А потом на доску глянул – Игорь Евгенич на полу. Девчонки закричали, я, и еще кто-то, с первых столов, подбежали к нему. А у него кровь под рубашкой пульсирует. Как вроде через дырку выталкивается. И портфель его желтый у стола стоит. Я, как портфель увидел, сразу про пулю вспомнил. И подумал, что это пулей его. Чем же еще? Ведь он у всех на виду был. Человек сто сидело. Ну да, весь поток, четыре группы… От первого стола до доски верных метров шесть, ну не могли же его ножом, к примеру… А в портфеле, я заметил, дырка была…

– Ишь, какой глазастый! А что такое «АФУ»?

– Антенно-фидерные устройства. То, что Морозов преподавал.

– А «козерожество»?

– Ну, когда детство… играет…

– Понятно. Теперь главное: откуда у вас, Курочкин, взялся патрон? Ведь он целый был? Порох вы вот тут сожгли, – следователь отогнул край клеенки и показал выжженую ямку на поверхности стола, – да и капсюль пробит явно не бойком автомата.

– Откуда патрон – не знаю. Он уже валялся в тумбочке, когда я в общагу вселился. Он давно тут был. Можете у Юрки спросить, он дольше меня здесь живет.

– У кого чего спрашивать, мы знаем без ваших указаний, – жестко ответил следователь, – а ваше дело – отвечать на вопросы.

– П-простите…

– Так что мы имеем? У вас в тумбочке валялся патрон. Вы его разобрали. Порох сожгли на столе. Капсюль пробили… чем? Гвоздем? Ясно. Из гильзы сделали авторучку. А пулю бросили в портфель Морозова. Это все? Прочитайте. Распишитесь вот здесь.

– Я вспомнил еще, – сказал Володя. Когда мы порох жгли, запах был. Такой… кислый. А там запаха не было. То есть в аудитории. Точно.

Люди в черном переглянулись. Один сказал:

– Где твой паспорт, Курочкин?

– Зд-д-д-есь, в чемодане.

– Давай сюда.

Володя достал из-под кровати пыльный чемодан, подал паспорт.

Человек в черном костюме раскрыл его:

– Курочкин Владимир Сергеевич.

Листая страницы и не глядя на студента, человек равнодушно бросил: