Аркадий Уткин - Тамблеры. Alis Grave Nil

Коля инстинктивно отошел на шаг, он был практически уверен, что мозги Вени вот-вот полетят во все стороны. На Коле была рубашка от Бриони. Не было смысла портить дорогую вещь только потому, что твой босс не переносит панибратства. Впрочем, Колян ошибся. Анатолий Андреевич даже умудрился улыбнуться, что, в общем, случалось с ним нечасто:

– Вень, ты анекдот знаешь про попа, который с колокольни упал, сам вдребезги, а калоши целы?

– Нет, не знаю, – Веня тоже попытался улыбнуться

– А вот я знаю!

Толян помог Вене встать и даже отряхнул его:

– Вень, а чо ты пришел, чо нужно-то?

– Да вот, Анатолий Андреевич, думал могу быть смотрящим на районе…

Толян не спешил отвечать и протянул Линдину сумку Коле:

– Слы, Коль, отдай ей все, не пугай даму.

Коля взял сумку и вышел.

Толян вплотную приблизился к Вене и почти прошептал:

– Братан, а убивать людей можешь?

Веня явно смутился, впервые за сегодняшний день:

– Нет, не могу…

Толян отодвинулся и даже похлопал Веню по плечу:

– Когда сможешь – приходи.

Вошел Коля, спровадивший незваных гостей:

– Босс, парень этот на приблатненного вроде не похож, но я на него маячок повесил, ну, так, на всякий случай.

Толян Полбашки одобрительно кивнул.

Панорама

Веня, с бумажным пакетом в руках, поднимался по лестнице уже знакомого ему дома. Лифта не было, и прежде чем позвонить в нужную квартиру, Веня слегка перевел дух. Дверь открыла Софья Андреевна.

– Здравствуйте! Извините, что без звонка, я тут неподалеку был… Хотел, вот, обувь вам вернуть, – Веня протянул аккуратно упакованные тапочки.

Софья Андреевна приняла пакет через порог и мило улыбнулась:

– Очень любезно с вашей стороны, спасибо.

Веня в тон Софье Андреевне поинтересовался:

– Христофор Афанасьевич?

Софья Андреевна улыбнулась уже виновато, хотела закрыть дверь:

– Занят, очень много работы!

Веня не уходил, кашлянул громко:

– Понимаю, понимаю, извините…

Софья Андреевна не успела ответить, как голос Христофора Афанасьевича отчетливо донесся из квартиры:

– Софья Андреевна, кто у нас?

– Да Веня это, обувь принес!

Дверь широко распахнулась, и Христофор Афанасьевич с радушной улыбкой возник на пороге:

– Что ж мы в дверях-то? Проходи, Веня, проходи же, я тебе, кстати, кое-что показать хочу!

Христофор Афанасьевич повел Веню через гостиную дальше, чем явно удивил Софью Андреевну. Пройдя ужасно длинный, темный коридор Веня и Христофор Афанасьевич оказались в огромном кабинете, но и там не остановились, а миновав арку, вошли в комнату, или даже зал, где помещалось нечто вроде панорамы, поставленной на старинный стол с резными ножками. Над панорамой витали тысячи и тысячи белых и голубых огоньков, одни из них перемещались, другие – просто зависли, некоторые двигались парами и группами.

Христофор Афанасьевич окинул любовным взглядом свое детище:

– Вот тут, Вениамин, все наше служение как на ладони!

Веня был восхищен и очарован, что незамедлительно отразилось на его лице. Он смотрел на движущиеся огоньки панорамы, даже не замечая, как в нём самом проявилось голубое свечение, которого не было больше двух дней…

Христофор Афанасьевич был явно рад Вениной реакции:

– Надеюсь, да что там, практически уверен, что в самом ближайшем времени, Вениамин, это будет и твоим служением… Как ты думаешь?

– Вот, именно об этом, Христофор Афанасьевич, я и хотел бы с вами поговорить! Я…

– Обязательно, непременно, но за чаем. Не возражаешь?

– Ну, что вы…

Христофор Афанасьевич и Веня вышли из панорамного зала и вернулись в гостиную, где и устроились напротив камина, в удобных старинных креслах. Софья Андреевна подала чай. На столике уже стояло блюдо, расписанное диковинными цветами, с баранками, сдобными рогаликами и печатными пряниками. Вся эта благодать издавала одуряющий запах корицы и ванили. Христофор Афанасьевич не торопил Веню с расспросами, и тот начал сам:

– Христофор Афанасьевич, я чувствую себя неловко, Линда чудесный специалист, учит меня, старается… Я тоже стараюсь, делаю как она говорит, но результаты… Я вам прямо скажу, другая начальница такого работничка как я, просто прогнала бы взашей!

Христофор Афанасьевич с напускной досадой покачал головой:

– Вениамин, ты на себя наговариваешь… Между прочим, это только мешает, уж поверь моему опыту… Подлить кипяточку?

– А, давайте! Чай у вас просто изумительный…

Христофор Афанасьевич указал на соседнюю дверь:

– Это Софья Андреевна, травознай, большой знаток, другой такой умелицы чай правильный приготовить – и на свете нет!

– И рецепт можно попросить?

Христофор Игнатьевич отрицательно покачал головой:

– Не думаю… Секретница, не простой человек…

После секундной паузы Веня продолжил:

– Я вот тут подумал, может мне, пока суд да дело, как-то по-другому в общей работе участвовать?

Христофор Афанасьевич задумался:

– Ты что- то конкретное имеешь в виду?

– Вы знаете, да!

– Я весь внимание, валяй!

– Христофор Афанасьевич, я тут занялся одним проектом в Танзании. Откровенно говоря, успехом это не назовешь, по сути там все зависло. Но в процессе я столкнулся с интернетом, современными технологиями и, знаете, с деньгами!

– Интересно, интересно, – настроение у Христофора Афанасьевича стало заметно портится, но Веня этого совершенно не заметил и продолжал:

– Я вот тоже так подумал! Смотрите, мы помогаем конкретным людям, в конкретных ситуациях, но для этого нужен lumen, а у меня, сами знаете, с этим проблемы… Так, может, мне взять шире? А что, если помогать всему обществу в целом, так сказать? А что, если заняться технологиями, образованием, социальными преобразованиями, наукой, в конце концов? На все это нужны средства, денежные средства, прежде всего… Нет проблем! Интернет даже в теперешнем своем состоянии способен не просто перераспределять ценности, а создавать новые! Я чувствую в себе силы, способности, уверенность! Я мог бы быть полезен тысячам, миллионам людей! Lumen- великий дар и прибывает в этом мире с самого начала, но он не изменяет человека, оставляя его примерно тем, что он есть. Люди достойны большего, много большего! За последние несколько веков многие из них стали лучше, светлее, благодаря именно своему творческому, изобретательному духу, а не Lumen Aureus. Мы ведь приходим в этот мир для них, ради них… Своего у нас тут практически ничего и нет… Почему бы нам не делать нашу работу по человеческим принципам?

Христофор Афанасьевич был явно удивлен и не сразу ответил:

– Ты знаешь, я не совсем уверен, что могу привнести в нашу дискуссию нечто конструктивное, дельное, по крайней мере, на интеллектуальном уровне. Конечно же, это не дает мне причины отмести твои аргументы. Тем не менее, я должен указать на кое-что важное. То, что ты назвал «нашей работой», работой назвать нельзя! Работа подразумевает плату, мы же платы не ищем и не ожидаем. В каждой работе есть смысл, который в нее вкладывает работник. Поэтому, работы могут приносить как благо, так и вред… То, что делаем мы, не всегда можно даже осмыслить. Таким образом, то, что ты назвал работой – есть Служение. И это – именно то единственное, что у нас есть, и это то, что нас объединяет между собой! Мы добровольно входим в него и делаем именно то, чего от нас ожидает тот, кто нам это служение устроил.