Сергей Стасенко - Скриптомания

– Без чего, Алик?

Он увалился на другой бок и я увидел…

– Чего это, Алик?

– А уже ничего. И назвали еще так интеллигентно это. Кастрация.

Я вскочил. Передернуло меня. Помчался вниз по винограду. Заметался по дворику. Алик поковылял ко мне. Говорю:

– Мамаша с папашей то же со мной хотят сделать. Мяуууу, – я жалобно заскулил.

– Беги, Вася, беги! Ты еще пока можешь так мужественно мяукать. А у меня получается только так – мяу-мяу…

Мяуканье Алика напоминало мелкий скрип двери, которую только-только поставили на петли, еще не успела притереться. И я побежал. Бежал так долго… По дороге цеплялся за ветки, теряя свою перламутровую шерстку. Два раза вбухался в дерево. Чуть сознание не потерял. Думал, что усов уже нет. Пролежал долго. Очнулся и побежал дальше. Помню: дома мог бегать вокруг люстры часа два в день. Потом уставал. А на ночь, как назло, дочка мамаши – я звал ее Мини-мамаша – включала какую-то люстру особую. Она так переливалась разными фонариками и ничего не оставалось – бегал полночи за синеньким шариком. Эх! Были времена. Мне так жалко себя стало. Думаю, так и помру, не увидевши короля… Да что там короля? Императора всех селедок в мире. Осетра!

Мне про него Алик рассказывал. И тут я понял, что в темноте. Немедленно заметался, четыре раза на что-то наткнулся и уснул на нервной почве. Проснулся от странных голосов.

– Слышь, Мерсик, это что за куча шерсти?

– По ходу салага из домашних, Джипик.

В этот момент я убрал свою лапку с мордочки и огляделся. На меня глядели две пары страшных, глупых, злых, неотесанных глаз. Я проговорил:

– Позвольте.

– Ха! Мяу-мяу-мяу! Джип, он, кажись, только с квартирки соскочил. Не чухается… Точняк. Блох еще нет. Алё, ваше кошачье высочество, ты по-нашему понимаешь, мяу-мяу?

Они были совсем черными. Ни рыжего, ни серого с белым. Одна черная смоль. Никогда таких страшных не видел в своей жизни.

– Позвольте, товарищи, я уже сейчас должен быть к завтраку…

– Мяу-мяу-мяу, – Джип и Мерседес хором замяукали, смеясь.

– Ты что это? От хвоста своего в нашу лачугу забежал? Или малая хозяйки по комнате раскрутила и шваркнула с девятого этажа? Слышь, Мерседес, на той недели в третьем подвале новенького Пух нашел. А Пух, сволочь, унюхает всех. Даже, когда я в песочнице через две улицы мечу, унюхает, козел, бежит Дульсинее стучать. Я потом три дня все подвалы от крыс стерег.

– Упырь бесхвостый. А кто ему хвост оторвал?

– Погодь, Мерс, давай с этим жирным разберемся. Ку-ку, мяу-мяу!

– Гав-гав! – Мерседес психанул.

– Цить, Мерсик. Как зовут?

– Васька! – гордо отвечал я.

– Чего в наших подвалах шастаешь?

– Я не шастаю. Я потеряшка.

– На тебя что ли наш Михась нагавкал? От него все память теряют.

– Нет. А кто это?

– Ясно. Мерсик, слыхал? Совсем салага. Михася не знает. Сенбернар это местный. С первого этажа третьего дома. Как станет на окно. Заведет свое «гав-гав-гав» на полтора часа. Мы с Мерседесом как-то там под окном спали голубей гоняли. Михась в окно как заорет. Так потом два дня не слыхали ни хрена. Я привыкший, а Мерс орал потом под окном у ветеринара. Еле спас его. Чуть кирпичом по уху не схлопотал. Ветеринар нервный у нас.

– Товарищи, я убежал от мамаши с папашей…

– Ха! Мяу-мяу-мяу! Мерс, слыхал? Это твои людишки, ага?

– Мяу! То есть – да.

– И чего здрызнул?

– От кас… кас… Кастрации, – я стыдливо поджал хвостик от себя.

– Мяуууууу, – черные понимающе кивнули. – Да ты счастливчик. Среди нашей компашки только Пух и вальнул от этой низости. Все остальные корефаны сидят уже готовенькие. В морде ноль эмоций, усами не шевелят, за хвостами не гоняются, кошек десятой дорогой обходят. Жрут сметану с «китикэтом». Никакой инициативы к селедке. Никаких мусорников. Жиреют и спят. Кошачий ад на земле, Васька. Мы поначалу решили, что ты тоже из этих…

– Нет, мяу-мяу!

– Ну теперь понятно. Ну че, Мерсик? Покажем новенького Дульсинеи?

– Надо. Ты не из сцыкливых? А то Дульсинея запахов не любит. Мы все по песочницам бегаем. В подвале у нас тут своя иерархия. Никаких запахов. Дульсинея прогонит. А зимой без подвала никак. Скоро холода. Сдохнешь без крыши.

– А кто эта Дуль…

Внезапно в подвал ворвался огромный бело-рыжий бесхвостый нахал. Стал гоняться из стороны в сторону.

– Вот блин! Опять Пух валерьянки нанюхался. Сволочь. Где он ее добывает? Мерс пни его, а то опять в трубу врежется. Откачивай потом.

Черный Мерседес принялся гоняться за Пухом, но никак не мог его догнать. И тут появился он. Зайчик! Нет, не просто зайчик. Солнечный зайчик! Я бешено замяукал и прыгнул на него. Поймал! В этот момент в меня врезался нанюханный Пух, а за ним и Мерседес в придачу. Я был повержен. Мерседес взял в зубы Пуха за шкурку, оттащил под батарею. Тот принялся перекатываться.

– Готов, Джип. А салага молоток. С первого раза Пуха уронить. Такого громилу. Молодец!

– Да я…

– Молодец-молодец, – подхватил Джип.

– Это… – меня безумно мучал вопрос. – Мяу… То есть, а почему вас так странно зовут? Никогда не слыхал таких имен.

– Эх! Мерс, поведаем братцу нашу историю?

– Мяу, – согласился неразговорчивый Мерседес.

– В общем взял нас, котят, как-то к себе домой один крутой человек. Здоровенный такой. Бритоголовый. Вечно ходил с такой громадной кривой палкой под пиджаком и приговаривал: «Мой «кольт» мне жену заменяет». Мы никогда ничего не понимали, что он говорит. Ездил на двух машинах, таких черных-черных. Ласково звал их Мерюшка и Джипушка. Видно поэтому так и назвал. Кормил нас отменно. Какая-то женщина раз в неделю вычесывала, купала бывало, и море рыбы круглую неделю. Как мы много ее ели…

– Мяу, – Мерседес мечтательно уселся возле друга.

– А сметаны сколько… Эх. Ты столько сметаны в лавке «У Кузьмы» не видел. А этот молочник… Мяу, – Джип погрустнел. – До чего же глупость кошачья доводит… А эта женщина все нас кормила. Хозяин ей за это платил. А иногда они закрывались в комнате и кричали. Я думал, что она петь училась, а Джип – он у нас тогда немного дурноватым был – пугался и начинал орать. Я его заткнуть не могу. Хозяин как зарядит тапком. Этот сознание теряет и спит сутки.

– Мяу-мяу-мяу! – запротестовал Джип.

– Пожалуйста, продолжай.

– Однажды хозяин что-то принес в черной мантии. В шкаф повесил. Мы заподозрили неладное. Он ушел с утра. Я с Мерседесом забрался в шкаф. Так на этой мантии замочек такой был, открытый. Ну я лапой за него зацепился. Съехал разок, полностью открыл мантию, а там… М-м-м-мечта всех котов! Кожаное нечто. Это уже потом хозяин орал, что эта фиговина кожаным пальтом зовется за пять тысяч долларов. И что такого в этом «пальто» с его «долларами»? В общем, страсть покататься взяла свое и мы с Мерседесом катались целый день. Вдоль и поперек. Пока оно в ленточки не превратилось. А вечером пришел хозяин, – Джип резко вздернул лапу и принялся там что-то выкусывать. – Проклятые блохи… Тьфу! Так вот. Хозяин на нас так посмотрел. Я все понял и дернул сам вниз по лестнице. Дверь, благо, была открыта. А вот наш дурень, – Джип указал мордой на Мерседеса, – ни черта не понял. Полез к хозяину обтираться о брюки. Вечно подлизой был. Ну тот его и швырнул через окно. А этаж тринадцатый. Теперь хромой он.