Илья Бушмин - Вторжение

Буров протянул руку, чтобы поднять ее со стула и отвести в обезьянник. Нинка вздрогнула.

– Стойте! Да подождите, э! А может, мы можем как-нибудь… ну, сами понимаете… типа договориться?

Буров вздохнул и присел на край стола, буравя ее взглядом. Взгляд у Бурова был натренированный, Нинка отвела глаза и нервно заерзала.

– Где Костик Барыга?

– Вам он нужен?

– Ты вопросом на вопрос отвечать собралась?

– Он уехал.

– Куда?

– Откуда я знаю? Вообще уехал. В смысле, из Елецка. Дня три назад, наверное… Да, три дня назад – прибежал ко мне, весь какой-то на измене. У меня кое-что из его шмотья валялось. Напихал все в рюкзак. Говорит, валить мне надо из города. Я его таким никогда не видела, очко у него играло как…

– Из-за чего?

Нинка пожала плечами.

– Он не говорил. Сказал только, что его ищет кто-то. Что они к нему домой уже приходили. И что… ну, надо драть когти, пока ему башку не вскрыли.

– Кто?

– Да откуда я знаю, – взмолилась Нинка. – Мы с ним трахаемся просто, он мне ширнуться дает, и все, в его дела я не лезу никогда! Кто-то ищет – ну ищет и ищет! А кто – меня думаете е… т?

Похоже было, что она говорила правду. Буров закурил.

– Тот герыч, который у тебя был. Две чеки. Откуда он?

– Откуда-откуда. Костик дал.

– Давно у него этот герыч?

Нинка поколебалась. Было видно, что она не желает и даже побаивается рассказывать все, но оставаться в ментуре ей хотелось еще меньше.

– Недели полторы, может, две… Ему по-дешевке загоняют. Он хвалился, довольный был, как будто ему косяк в ж… пу вставили. Типа герыч убойный, а отдают по-дешевке. Говорил, что кучу бабла теперь сможет поднять, если развернуться. Радовался. Дорадовался, б… дь…

– У кого Барыга закупается?

Нинка вздохнула с несчастным видом.

– Раньше у Рената Серого. Пока того мусора не закрыли… В смысле, ну, ваши.

– Не дурак.

– Что?

– А после того, как Рената закрыли? – видя, что Нинка колеблется, Буров надавил: – Слушай, или говори все, или иди нахрен отсюда. Мне до вечера с тобой нянчиться? У кого?

– Не знаю я, как его зовут, – пробурчала она. – Усатый такой, здоровый, с наколками на руках. Кавказец вроде какой-то. Армянин или еще кто, не знаю, не разбираюсь я. Видела его пару раз в пивнухе.

– В какой пивнухе?

– «Гамаюн». На Вокзальной, около ДК.

– Звонил ей вечером вчера. Половина одиннадцатого было, когда я звонил, прикидываешь? А она на улице. Веселая вся такая. Я, говорит, с подругами гуляю.

Володя хмыкнул, покосившись на хмурого Маржанова.

– Когда тебе 19 было, ты в половине одиннадцатого уже в кроватке был?

– Тебе смешно?

– Гулнар, на самом деле, чего ты панику разводишь?

Всю неделю они заступали в утреннюю смену. С восьми утра до четырех дня. Это была любимая смена у всего личного состава: с утра все спокойно, вызовов почти нет, почти никто не пьет и не куролесит, а еще весь вечер в твоем распоряжении. Но утром Крук пообещал, что с понедельника распорядок дежурств поменяется. Нужно было ценить момент.

– Чашкан, наряд 21, – прохрипела рация голосом Сушко. – Мы в гаражах на Орджоникидзе. Тут кажется кража. Кто-то заднюю стенку разобрал…

Володя выругался.

– Опять гараж. Мы же патрули усилили!

Но Маржанова сейчас интересовала лишь его личная жизнь.

– Алтушка сказала, что с подругами гуляет, – вещал он, словно не слыша ничего больше. – А знаешь, я слышал голоса… И пара голосов… Или она дружит с Кончитой Вурст, или это были пацаны. Я мужские голоса слышал.

Володя рассмеялся.

– Может, у нее подруга охрипла? Ну, знаешь, пива холодного перепила? – Маржанов стрельнул сердитым взглядом в Володю и промолчал, крутя баранку экипажа. Володя решил, что настала пора посочувствовать. – Ну не знаю. Может, Алтушка ревновать тебя заставляет?

– А чего меня заставлять? – изумился Маржанов. – Я итак к каждому столбу…!

– У вас разница в семь лет почти. Нашел бы себе девчонку постарше, проблем бы не было.

– Кто бы говорил, – проворчал Маржанов. – Нашел бы себе кого-нибудь не с работы и к кому можешь подойти, а не только мямлить и пялиться. Я про Веру, если ты не просек.

Володя миролюбиво вздохнул.

– Ладно. Один-один.

Он отвернулся к окну. Рация хрипела, Сушко докладывал дежурному обстановку: «В гараже банки побиты, соленья и стекло по всему полу, прием». Патрульная машина ползла по частному сектору, улица 8 Марта. По пыльной дорожке им навстречу шагала старушка, держа за руку девочку. Володя узнал ее по глазам. Маша Ярошенко. Девочка что-то увлеченно рассказывала бабушке.

Володя улыбнулся.

Снова захрипела рация:

– 18й, это Чашкан. Драка, угол Ленинградской и Победы. Ваш маршрут, прием.

– Принял, Чашкан, – бросил Маржанов в микрофон и дал газу. Набирая скорость и поднимая столб пыли, патрульная машина покатила на вызов.

«Гамаюн» располагался в одноэтажном здании довоенной постройки из красного кирпича в десятке метров от Дома культуры «Железнодорожник». Когда-то в строении располагалась администрация одной из привокзальных служб, но затем его пустили во все тяжкие: сначала отдали под ателье, затем под магазин – и вот теперь здесь размещалась убогая и тесная пивная с грязными пластиковыми столиками и мухами.

По роду службы Буров частенько бывал здесь. И хорошо знал хозяина этой дыры и по совместительству продавца – называть его барменом у опера не поворачивался язык. Прокуренный, серый, с гнилыми зубами, Агоев слушал радио. Голос диктора тихо бубнил из приемника на полке:

– Как сообщает гидрометцентр, жаркая погода продлится до конца недели, но затем резко ухудшится. Уже к выходным по всей территории области ожидаются дожди и грозы…

Агоев кисло скривился, увидев Бурова и Муртазина.

– Здрасте.

– И тебе не хворать, – согласился Буров. В пивной был лишь один посетитель – пенсионер в старом пиджачке попивал разливное пиво и самозабвенно грыз сушеную рыбу, не замечая ничего вокруг. – Не густо с клиентами, а?

– Так день еще.

– Вечером веселее? Может, нам вечерком заглянуть?

– Угостить вас чем-нибудь, товарищ капитан?

– Все еще бодяжишь пиво той самопальной фигней, которую тебе Нюрка толкает?

Агоев снова скривился, теперь нервно.

– Что вы! Нет, конечно. Лицензии на водку у меня нет, так что это и вообще незаконно.

– То есть, нет водки здесь? – Буров принюхался. – А запах какой-то стоит… Ты чувствуешь?

Буров обернулся к Муртазину. Тот охотно подыграл, тоже принявшись водить носом.

– Что-то есть такое. Как будто… Точно, водяра. Я этот запах где угодно различу.

– Беда с тобой, Агоев, – загрустил Буров. – И что мне делать? Участкового и БЭП вызывать?

– Товарищ капитан, да не наливаю я ничего! Если у меня и есть водка, то это, как его – для личного пользования, так сказать.