Илья Бушмин - Схема убийства

Коробок что-то эмоционально объяснял Грачу. Словно оправдывался. Грач деловито слушал его, иногда кивал. Затем бросил что-то – и Коробок снова принялся объяснять, жестикулировать и оправдываться.

Будто почувствовав, Грач повернул голову и посмотрел сквозь стеклянные двери торгового центра прямо на меня. Я растерялся. Видел ли он меня? А если да, то что сделать – кивнуть? Но Грач избавил меня от сомнений, отвернувшись и снова принявшись слушать Коробка и изредка кивать ему.

Заходя в галерею «Таун Плазы», я обернулся. Между спинами выходящих из здания людей различил силуэты Коробка и Грача. Коробок поспешно отсчитывал мятые купюры, чтобы передать их Грачу.

– Чего башку вывернул?

Это был Стас, вернувшийся со своего обхода и уже восседавший на стуле. Я не ответил, лишь покачал головой, но Стас настаивать не стал – он выудил из кармана сотовый телефон и снова принялся тыкать кнопки, уткнувшись в дисплей.

Грач – это была не кличка. Самая что ни на есть фамилия. Его звали Аркадий Грач и когда-то, в детстве, он был моим соседом. Грач жил в доме напротив. Он был на пару лет старше меня и был лидером компании местных пацанов, в которой мне не было места. Не потому, что мы повздорили или что-то еще – скорее, так исторически сложилось. Иногда пересекались, здоровались, но каждый жил своей жизнью.

Потом Грач пропал. Я тогда учился в старших классах и ломал голову над тем, кем мне стать, учитывая, что денег на институт у моих родителей не было. Они, родители, всегда были бедными, почти нищими, и не выбирались из долгов с тех пор, как светлым умам в столице пришло в голову строить демократию. Позже от приятелей узнал, что Грача за что-то посадили. Он стал одной из жертв 90-х – подался в бандиты, но прогорел.

А потом была армия. Отдав государству, которое подарило мне нищее детство, свой гражданский долг, я снова стал ломать голову над тем, кем стать. Решение было простым. Тогда в газетах (хотя, может, и сейчас происходит то же самое?) периодически размещались объявления о наборе в органы внутренних дел. Для молодых людей, отслуживших в армии. Я был как раз таким. Это был шанс заполучить хоть какую-то работу, и уже на следующий день я отправился в отдел кадров местного ОВД.

В родительском доме я прожил всю жизнь. Обитал там и сейчас, только один, потому что родители – я был поздним ребенком, трудности и жизнь, похожая на карабканье по отвесной скале, в стремлении дать единственному сыну хоть что-то, подточили их и без того слабое здоровье, и они уже были напрочь больными пенсионерами, когда я только закончил школу – умерли много лет назад. Я продолжал обитать в отчем доме. Поэтому ничего удивительного не было в том, что через несколько лет я снова увидел Грача.

Он отсидел восемь лет. Как оказалось, за разбойное нападение. А я уже носил погоны. Ничего удивительного, что мы лишь сухо поздоровались, перекинулись парой ничего не значивших фраз из серии «Ну, как ты?» и «Да ничего, а сам?» и разошлись, стараясь больше не попадаться друг другу на глаза.

Через пару лет Грач исчез. К тому времени мои старые дворовые приятели разъехались кто куда – одни создали семьи, другие и вовсе разъехались покорять другие города, а более удачливые – даже, поговаривают, и другие страны. Ну, знаете, как это бывает. На довольно короткий в исторических масштабах срок в моих стенах появилась Ольга – девушка, которая в дальнейшем стала моей женой. Потом были ссоры, обиды, развод, и я снова остался один. Ничего необычного, проза жизни. Потом была переаттестация, и правоохранительные органы, которые являлись в свое время серьезной причиной для ссор с Ольгой, тоже стали перевернутой страницей.

Как занятно устроена жизнь. Когда-то каждый из нас думал, что впереди – полная успехов красная дорожка, которой наверняка будет устлан твой путь. Ну, наверняка так и будет, ведь мы – хорошие, правильно? И неважно, что соседка нас ненавидит, начальство недолюбливает, а в маршрутках некоторые бросают на нас почему-то презрительные взгляды. Все равно для каждого из нас мы – хорошие. Но у жизни свои планы. И вот ты видишь, как сначала распадается твой брак, потом тебя за ненадобностью увольняют с работы – а потом ты смотришь по сторонам и обнаруживаешь, что тебе 43 года, что ты одинокий никому не нужный холостяк, работающий охранником и просто доживающим свой век. Есть в этом что-то трагичное. Ну, знаете, когда вдруг понимаешь, что жизнь-то – что она вроде бы была, была, а потом оказывается, что взяла и прошла мимо, а ты остался где-то в обочине.

Неприятно.

Но вернемся к Грачу. В очередной – и при этом в последний – раз я видел его… дайте вспомнить… десять лет назад. Да, примерно десять лет назад. Мы с Ольгой тогда только поженились, много улыбались и, кажется, любили друг друга. Ну, или хотели в это верить. Я работал (правильнее будет – служил) милиционером-водителем в ГНР. Группа немедленного реагирования при дежурной части, которая отправляется на срочные выезды на место преступления. Или на место задержания. Или и на то, и на другое одновременно.

Я хорошо помнил ту ночь. Я крутил баранку, врубив сирену, и наш экипаж несся по разбитым и унылым темным улицам, прокладывая себе путь сквозь темноту мерцающим красно-синим проблесковым маячком и оглашая погруженные во мрак улицы протяжным и тревожным воем.

– Понял, Кречет, – буркнул сидевший рядом с нами старший наряда в микрофон рации и обернулся к остальным. – Разбой. С огнестрелом. Продавца из обреза подстрелили и кассу выгребли. Местный наряд там уже.

В нашей группе было трое. Милиционер-водитель – то бишь я. Старший наряда. И пацан лет двадцати с небольшим, только недавно закончившим школу милиции и бывший еще совсем необстрелянным птенцом на этих мрачных улицах.

– Блокируем территорию, – скомандовал мне старший.

– Парковый проспект, 21? – кивнув, уточнил я адрес. – Это же стекляшка около парка?

– Она самая. Наверняка уроды в парк и двинули.

– Они на колесах?

– Ничего неизвестно пока.

Я пораскинул мозгами.

– Если они двинули в парк, то уже наших засекли. И тогда постараются с другого конца парка выйти и разбежаться. Не в парке же им отвисать и ждать, когда мы его за пять минут блокируем и прочесывать начнем.

– Что предлагаешь? Зайти с Кичигина?

Я кивнул и на ближайшем перекрестке крутанул руль вправо.

Впереди черной стеной уже маячил массив растянувшегося на полквартала парка, когда рация прохрипела:

– Кречет, всем нарядам. Парковый, 21, новая информация. Подозреваемые были на автомобиле. Передвигаются на серой ВАЗ-21099, госномер неизвестен. Как поняли, прием, – рация в ответ проскрипела на разные лады, после чего диспетчер снова забубнил сквозь помехи: – Повторяю, передвигаются на серой…