Александр Амурчик - Вожделение в эпоху застоя. Caldamente. Цикл «Прутский Декамерон». Книга 3

– Только у красивых девушек, – я с удовольствием делаю акцент на слове «красивых». – Итак, что будете заказывать?

– А мне все равно, что-нибудь на ваш вкус, – улыбается она доверчиво.

Высунув голову в дверь, ведущую в фойе, я кричу Ильичу:

– Швейцарман, ну-ка сгоняй, будь добр, наверх и позови мне Кирилла.

Татьяна, радостная оттого, что пропажа нашлась, присаживается рядом со мной и начинает что-то увлеченно рассказывать про вчерашний вечер, про подругу, а я, слушая ее, приветливо улыбаюсь и периодически поддакиваю. Спустя несколько минут в бар быстрым шагом входит Кирилл – невысокий, симпатичный стройный брюнет с усиками и пробором волос а-ля Гитлер, – он один из лучших официантов в ресторане, а также мой добрый приятель.

Он молча с интересом разглядывает мою гостью, затем переводит взгляд на меня и его лицо принимает вопросительное выражение.

– Один изысканный обед для дамы на твой безукоризненный вкус, – говорю я, хлопнув своей ладонью по его в знак приветствия, и Кирилл, не проронив ни слова, исчезает.

– А знаете что, давайте выпьем чего-нибудь за наше знакомство, какой-нибудь аперитив, – говорю я Татьяне. – Что вы предпочитаете: шампанское, сухое вино, водка?

Подумав секунду, она говорит:

– Ну что ж, давайте выпьем шампанского.

Я раскупорил холодное полусладкое, которое, насколько мне известно, больше всех других сортов нравится женщинам, и налил пузырящуюся жидкость в два высоких узких бокала.

Татьяна поднимает свой бокал и говорит:

– За честных и добрых людей, то есть за вас!

– Тогда следующий тост, – соглашаюсь я, – мы выпьем за наше приятное знакомство.

Мы соприкасаемся бокалами и делаем по глотку.

– А третий, – добавляю я, – за красивых женщин, чтобы они почаще забывали здесь свои сумочки.

В эту минуту в бар вновь входит Кирилл. Поставив огромный круглый разнос на один из столиков, он быстро удаляется, – наверху, в ресторане, по всей видимости, напряженка и запарка.

Татьяна подходит к столу и удивленно разглядывает принесенное: ей это мало напоминает стандартный обед в обычном ресторане, коим наш, по сути дела, является.

Переведя взгляд на меня, Татьяна удивленно качает головой.

– Тут все такое… красивое и аппетитное, – наконец находит она подходящие слова, после чего присаживается за столик. – Мне неудобно, что я буду есть одна.

– Прошу без церемоний, – улыбнулся я. – Поверьте, я настолько сыт, что даже малая крошка оказалась бы сейчас лишней.

Улыбнувшись на мои слова, девушка приступила к еде.

Ела она медленно и аккуратно, а я, присев напротив, стал подливать шампанское в наши бокалы и развлекать ее легкими шутками, одновременно исподволь изучая девушку.

Когда Татьяна покончила с едой и отложила приборы в сторону, я предложил ей совместно придумать и соорудить послеобеденный коктейль. (Это, как вы понимаете, было моей профессиональной заморочкой). Девушка эту идею восприняла с восторгом, мы вместе прошли за стойку и стали чудодействовать в четыре руки. Наши руки в процессе работы то и дело соприкасались и переплетались – и тогда мы останавливались и взирали вопросительно друг на друга, затем понимающе улыбались и продолжали.

Все ингредиенты получились у нас почему-то алкогольными; возможно, Татьяна не знала, что в коктейль можно добавить для мягкости также сок или минералку, а я ей этого не подсказал.

Мы неторопливо потягивали через соломинки коктейли, явившиеся результатом нашего совместного творчества, затем девушка приблизила свое лицо к моему и шепотом спросила:

– Савва, сколько же с меня причитается за все эти удовольствия?

Принимая ее игру, я еще более тихим голосом отвечаю:

– За удовольствия я беру плату только удовольствиями. – И при этом гляжу в ее бесовские глаза. – Но с вами случай особый, и я не хочу злоупотреблять своим гостеприимством. Вы можете уйти в любое удобное для вас время, когда пожелаете, а можете остаться, и тогда за мной десерт.

Татьяна, словно задумавшись над моим предложением, на несколько секунд прикрыла глаза, затем, когда она вновь их открыла, я увидел прыгающих в них огненных чертиков, а девушка улыбалась одними уголками рта.

– Пусть это называется десертом, – выдохнула она, – но мне кажется, что я останусь. Хотя вы, Савва, я должна вам заметить, – весьма опасный мужчина!

– Для вас, Татьяна, эта «опасность», поверьте, обернется одними лишь радостными находками, – сымпровизировал я.

Мы с Татьяной не стали заморачиваться квартирным вопросом, а попросту развернули в одной из кабинок матрас (ах, если бы он только мог разговаривать – этот замечательный многострадальный матрас!), поверх которого я бросил подушку и пару махровых простыней. Отстегнув и сняв с себя туфельки (и зачем только девушки носят модельные туфли вместе с джинсами?), Татьяна уверенно ступила на импровизированную постель, затем сбросила с себя джемпер и потянула вниз джинсы. Я обнял ее сзади, и, когда она выпрямилась, освободил девушку от лифчика. Она повернулась и, прижавшись ко мне всем телом, прошептала:

– Ты так легко с ним справился, а ведь лифчик этот непростой, с секретом!

– У любви от меня нет секретов, – улыбнулся я, и мы, взявшись за руки, медленно опустились на колени друг перед другом. То ли коктейль возымел над нами свое действие, то ли внезапно вспыхнувшая взаимная симпатия, только мы так легко слились, соединившись в страстных объятиях, будто давно уже были любовниками. Поочередно проявляя инициативу, мы с Татьяной устроили на матрасе такую карусель, что, временами, не удержавшись, скатывались с нашей импровизированной постели на ковер, затем, смеясь, возвращались обратно. Бурного финиша мы достигли одновременно, и потом еще какое-то время, лежа рядом и нежно поглядывая друг на друга, восстанавливали дыхание.

Татьяна лежала, раскинувшись в истоме, полностью расслабленная, когда я вновь заключил ее в свои объятия, захватив таким образом врасплох. На этот раз я полностью подчинил ее своим движениям и был агрессивен и неутомим. Ее глаза вначале горели страстно, она что-то шептала, затем я увидел в них ожидание и мольбу, она даже прикусила губу до крови, чтобы не закричать. Когда я, наконец, разрядился, мы повалились, совсем обессилевшие, поперек матраса и замерли. Минуту-две спустя Татьяна шелохнулась, прижалась ко мне и, пристроив свою огненную головку у меня на руке, прошептала:

– Ты просто сумасшедший, Савва! Когда ты меня любишь, твои серые глаза горят голубым огнем.

«И когда она успела рассмотреть цвет моих глаз? – удивленно подумал я, нежно целуя девушку. – Ведь почти все это время ее глаза были закрыты, да и в баре сейчас темно как ночью».