Василий Гурковский - Корысть не выходит замуж, корысть – женит на себе

На второй день, Василий в первый раз вывел свой взвод на работу. Ознакомился со спецификой производства, нормами выработки, расценками, прикинул взводные возможности, просто посмотрел ребят в работе. Все было нормально. Вечером, в этот день, было объявлено ротное отчетно-выборное комсомольское собрание и отдельным вопросом на нем значилось – встреча и проведение нового, 1961 года.

Собрание проходило после ужина в помещении столовой. Прибыли из города – заместитель командира по политической части, освобожденный комсорг части, появился командир роты, понятно – все трое командиров взводов и – старшина.

Так как бывший комсорг роты, сержант, демобилизовался еще в ноябре, то о проделанной работе отчитывались комсорги взводов. Потом выступали с предложениями – наставлениями замполит, комсорг части, командир роты. Приняли решение по итогам за год и начали избирать комсомольское бюро роты. И тут попросил слова представитель первого взвода, командир первого отделения (бригады), Власенко Василий. Это был настоящий ротный авторитет, самый старший по возрасту среди всех солдат роты, руководитель лучшей бригады части. Он предложил сразу избрать секретарем комсомольской организации роты, нового командира первого взвода Василия Брусенского, который, по его мнению, и мнению первого взвода, не только подходит для этой общественной работы, но и достоин, по сути. Кроме того – он и спортсмен, и на баяне играет и поет хорошо. А потом, мол, избрать и членов комсомольского бюро роты. Все присутствующие поддержали кандидатуру нового комсорга, потом избрали членов бюро, утвердили групп комсоргов взводов, замполит поздравил Василия с избранием секретарем. Василий поблагодарил всех, и собрание перешло к рассмотрению вопроса о встрече и проведении Нового года. Замполит привез из штаба части 200 рублей на елочные украшения, здесь же, на собрании, было собрано еще 400 рублей «пожертвований» на те же цели.

Выбрали двух человек солдат, которые, завтра, 30 декабря, должны будут утром отправиться в город, и закупить там на собранные деньги, елочные украшения и еще какие-нибудь мелочи, сопутствующие празднику; затем – к вечеру того же дня, – планировалось нарядить живую ель, растущую на опушке леса, метрах в тридцати от казармы; протянуть туда электричество, очистить территорию и устроить вокруг той елки, массовое гуляние.

Закупить украшения поручили ротному каптерщику Григорию, серьезному такому, мощному и невозмутимому парню. С ним увязался пойти в помощники, штатный ротный дневальный – Ваня Дохлик, фамилия у него была такая. Он был прямой противоположностью Григория – маленький, весь в каких-то прыщах, юркий такой непоседа, с постоянно не закрывающимся ртом.

Старшина вручил с вечера Григорию все деньги, солдаты, после собрания смотрели в той же столовой кино, а все начальство, ротное и вышестоящее, – уехало в город, по домам. Старшина сказал при всех, что завтра, он наконец-то, возьмет первый выходной за полтора месяца, за старшего в роте остается Брусенский, так как Коваль, старшина, командир третьего взвода – тоже уезжает домой. На том день завершился.

Утром посыльные, Григорий с Иваном, ушли пешком в город, за елочными украшениями, рота – вышла на работу. День прошел нормально, правда, шел холодный дождь со снегом, к вечеру – перешедший в просто дождь. На строительном объекте, где работали солдаты – сплошная непролазная грязь, хорошо хоть в районе казармы была песчаная возвышенность. Все равно – грязь заносилась в казарму, появились неприятные грязевые колдобины на полах, никто их не убирал, не было ни настроения, ни сил. Ждали, пока дождь закончится, и хоть немного подсохнет. Вечером должны были наряжать елку, но уже стемнело, а посыльные с украшениями так и не появились. К выбранной «праздничной» елке подвели электричество, на верхушке повесили трехсот ватную лампу, прикрыли большой жестяной банкой из-под тушенки, чтобы её не заливало дождем, включили – и она так и висела сиротливо до утра на дереве, освещая пустую поляну. Было сыро, холодно и неуютно. От мокрой солдатской одежды шел неприятный пар. Василий с Володей Старковым, проверили людей, все хозяйство роты и объявили отбой.

Следующий день, 31 декабря, был объявлен выходным. Не стали рано поднимать солдат, по такой погоде – пусть отдохнут. Но часов в семь, – всю казарму разбудил назойливый телефонный звонок. Так как телефон в казарме был спаренным с телефоном в комнате сержантов, Василий взял трубку. «Кто у телефона?» – заорала трубка. «Сержант Брусенский» – ответил Василий. «Какой на хрен сержант!? – снова крик из трубки – «где командир роты или старшина?». «Они – в городе» – ответил Василий. «Я – комендант полтавской гарнизонной гауптвахты, майор Пинчук. Здесь у меня второй день сидят два ваших раздолбая, на них завели несколько серьезных дел, предварительно. Если вы их с утра не заберете – на них нагрузят столько, что очень долго всем разгружать придется, на всех уровнях! Немедленно приезжайте и заберите их, легче будет для всех, там еще и милиция замешана и комендатура, поэтому – немедленно приезжайте иначе у вас Новый год начнется не скоро! Повторяю – немедленно! Это приказ!». Василий не успел ничего сказать, комендант бросил трубку. Объяснять ему, что машины нет, пешком идти около шести километров, по такой погоде, и что все командиры в роте отсутствуют – было бесполезно, поэтому Василий начал звонить дежурному по части, в Полтаву. После нескольких десятков звонков, ему ответил караульный по штабу. Василий попросил передать дежурному по части, чтобы срочно прислали в четвертую роту, закрепленную за ротой машину, для поездки в комендатуру. Караульный, узнав, что звонит какой-то сержант, сперва послал его подальше, а когда Василий пообещал сегодня же найти его в штабе и поближе познакомиться, начал выдавать разные отговорки, типа – а где я буду искать того дежурного, я не имею права покидать пост, а какая погода, ну и т. д… Василий понял, что там говорить не с кем и положил трубку. Позже он нашел того дежурного и тот больше с ним так не разговаривал, но это было потом, а в тот день, минут через двадцать, позвонил дежурный по части. Может тот караульный ему передал, может просто позвонил узнать, как дела в роте, неважно, но через час, Василий выехал в город и потом предстал перед комендантом гауптвахты.

Коменданты гауптвахт, во все времена и независимо от места нахождения – это категория особая, и полтавский майор не был исключением. Он сразу набросился на вошедшего Василия, как будто тот уже был арестованным и направленным к нему на истязания. Но увидев крепкого, подтянутого и аккуратного, а главное – спокойного, сержанта, остудил свой пыл и зло спросил: «А ты откуда в той банде взялся?». «Прибыл, из Москвы» – ответил Василий. Комендант спросил – это ваши солдаты? – и назвал фамилии Григория – каптерщика и Ивана. Василий ответил утвердительно. Тогда майор дал ему почитать два протокола их вчерашнего задержания, – от начальника военного патруля и от начальника патруля милицейского, при железнодорожном вокзале. Потом плюнул и сказал: —«Потом почитаешь, по дороге; а пока – срочно забирай тех бандитов, обоих, забирай эти протоколы и исчезай отсюда, пока милиция не приехала. Они их так просто не отпустят, а я скажу – что сбежали, а никаких бумаг не видел….Подполковнику, вашему командиру, привет передай, мы когда-то вместе служили…». Когда Василий уже выходил, майор еще добавил: «А все равно уже; там еще два ваших артиста вчера привезли, из полтавских рот, самовольщики. Ты забери их тоже, сержант; завезешь их в вашу часть, а своих – вези быстрей в Щербани, да разберитесь там с ними, посерьезней. Давай, живей. Я тебя не видел, ты меня – тоже!».