Сергей Филиппов (Серж Фил) - Хроники ГСМ. Это больше, чем правда, это – жизнь!

– Это точно, – ехидно поддакнул Евген, – особенно ночью – стонет и скрипит зубами, как вампир на диете!

Иваныч убрал блокнот и ручку на место и посмотрел на меня, как на ребёнка, находящегося в последней стадии дебилизма:

– А ты хоть представляешь, сколько в Усинске белых «девяток»?

– Нет, я даже не представляю, сколько в Усинске красных «восьмёрок»! Но, Иваныч, ты же найдёшь её?!

– Как?

– По глазам! У неё обалденные голубые глаза!

– У кого, у «девятки»?

Теперь уже я посмотрел на него, как на ребёнка, находящегося… (ну и так далее):

– У девушки.

Иваныч несколько раз сжал и разжал пальцы правой руки и повернулся к Женьке:

– Дай сигаретку!

Я округлил глаза:

– Ты же не куришь!

– Тут и запьёшь, и закуришь. Серёга, ну откуда ты такой взялся?!

Я, искренне недоумевая, только пожал плечами, потому что в этот момент я абсолютно не помнил не только о своём происхождении, но и о происхождении всего человечества в целом!

Иваныч сделал несколько глубоких затяжек и резко потушил сигарету в баночке из-под кофе, служившей у нас на должности пепельницы:

– Чёрт с тобой, рассказывай, как она выглядит. Но очень-очень подробно.

– Так, – воодушевился я, – у неё обалденные голубые глаза! Просто чудо какое-то!

– Про глаза мы в курсе. Давай дальше.

А дальше всё оборвалось. Я вдруг понял, что ничего, абсолютно ничего не помню о той, кем так внезапно и страстно заболел! Не помню ничего, кроме этих волшебных глаз!

– Прости, Иваныч, я идиот, – промямлил я и, махнув рукой, едва не заплакал от беспомощности, навалившейся на меня так же энергично, как бесцеремонная толстая баба на тщедушного мужичонку.

Да, вероятно, видок мой был идеально трагичен, потому что никто не только не засмеялся, но даже не улыбнулся, а в нагловатых глазках Евгена тускло блеснула влага.

Но Иваныч неожиданно встрепенулся и хлопнул рукой по столу:

– Да всё отлично, Серёжа! Я, кажется, уже придумал объявление, которое развешу по всему Усинску: всем хозяйкам белых «девяток», имеющих обалденные голубые глаза, срочно прибыть на регистрацию на Северный Возей. Там вас ожидает ваша судьба!

– Ну, вот и твердь земная! – радостно вздохнул Евген и тут же провалился в болотину почти по пояс.

– И это ты называешь твердью? – бросил я, с интересом наблюдая, как парень барахтается между шевелящихся кочек.

– Это дырочка в тверди, – уточнил Евген, погружаясь всё глубже.

– Ага. Это, вероятно, то самое место, которое так тебя всегда манит.

– Что ещё за место?

– Влагалище. Но, правда, земное. И, всё же, как тебе в нём?

Евген подумал секунду и выдавил:

– А как и в обычном влагалище: мокро, склизко и тепло. Хотя нет, тепло резко убывает. Пацаны, а я ведь так и утону в этой пи… писке! Засосёт она меня и хрен обратно выплюнет! Тащите меня отсюда!

– Да, совсем мужик дошёл, – Женька неторопливо снял очки и принялся их тщательно протирать. – Только-только дорвался до склизкого и мокрого и нате – вынимайте! А ведь как ты мечтал об этом прекрасном месте!

– А я и сейчас мечтаю. И даже очень зверски.

– Так в чём же дело? Вот оно. Наслаждайся!

– Да нет, спасибо, размерчик не мой! Я лучше ещё немножко потерплю, а вдруг да обломится где-нибудь что-нибудь подходящее.

– Подходящее подо что? – не смог не встрять я.

– Под твой язык! – лихо отбрил меня Евген и громко заверещал: – Да тащите меня скорее, а то я так и утопну, не вкусив напоследок настоящего тепла и ласки!

Мы с Женькой поднатужились и легко выдернули Евгена из чрева болота. И вот он, любитель и ценитель прекрасных женских мест, стоит перед нами, дрожащий от холода и мокрый ниже подмышек. На Евгене всего один сапог. Другой остался там, во влагалище.

– И что мне теперь делать? – вопросил парень, пытаясь стоять на одной ноге, словно так ему могло стать теплее.

– Нырять, – предложил Женька.

– Или не нырять, – предложил я.

– Мне?! – изумился Евген. – Я же только что оттуда! Я мокрый и замёрз весь!

– Значит, ты предлагаешь всем нам промокнуть? – блеснул логикой ума Женька.

– И к тому же, сапог нужен только тебе, мы с Женькой не претендуем, – добавил я ложку логики своей.

– Да нет, я не хочу, чтобы вы промокли. И сапоги у вас есть. Но не могу я туда нырять! – И, подумав, Евген добавил: – А как вы вообще это представляете?

Я посмотрел на него, как на младенца:

– Ты что, не нырял никогда?

– В болото? Никогда!

– Тогда это тем более должно быть тебе интересно!

– Серж, ты что, псих?

Я пожал плечами:

– Вот уж чего не знаю, того не знаю.

– Да нет, Евген, Серёга не псих, – выпустил в гадкий воздух струю ароматного дыма Женька, – он тебе предлагает нормальный экстрим.

– Точно, – поддержал я, – это экстрим, чисто для конкретных пацанов!

Евген, услышав эти слова из так знакомого ему арго, даже перестал дрожать:

– А ведь точно. Это такой крутой экстрим, которым никто ещё не занимался! Вот потом своим корешам расскажу – они отпадут от зависти! Всё, я сейчас нырну, а вы меня держите за ноги.

– А стоит ли? – выдавил я из себя сомнения.

– Что стоит ли? – не понял «экстремал». – Нырять?

– Нет. Держать тебя стоит ли? Ведь если не держать, то это будет супер экстрим!

– Да, но тогда я вряд ли о нём кому-нибудь расскажу! – горько улыбнулся Евген, доказав, что и он умеет размышлять не только алогично!

Женька затосковал. Я это понял, едва проснулся.

Он лежал, скучно уставившись в потолок, и выпускал мощные клубы дыма, которые тяжёлыми волнами перекатывались в нашей небольшой комнатушке. Но не столько Женькина скучная физиономия стала признаком его тоски, сколько время пробуждения. А времени было всего семь, и то, что наш босс, как называл его Евген, продрал глазки в такую рань, красноречиво говорило о его ненормальности.

Вообще-то пробуждение нашей бригады происходило примерно так. Вначале просыпался я, поскольку и ложился раньше всех. Первое время я пытался поднять своих собригадников и поделиться с ними прекрасным летним утром и горячим северным солнышком, но, получив от них пару раз краткую характеристику своей незаурядной личности и несколько довольно точных адресов необходимого следования (правда, без указания того, что там предстояло сделать), мне пришлось прекратить эти поползновения. Но всё-таки я поднимал ребят. Я долго и нудно ходил из угла в угол, неназойливо брякал чайной ложечкой и негромко хрустел сухарями. А ещё мне очень нравился скрип моей кровати. Но он почему-то ужасно не нравился остальным! И вот, после пары часов моей маеты, наконец-то наступало пробуждение. Вначале из внутренностей спальника доносилось хриплое ворчание Женьки:

– Вот ведь, гад, самому не спится, так и другим покемарить не даст!