Сергей Филиппов (Серж Фил) - Роман Ангелины. Фантастический роман о фантастической любви

Ангелина долго и бесцельно бродит одна. Её не радует ни нежная прозрачная ночь, ни бестолковое радостное птичье пение, ни рождение нового дня. Что ей тёплая ночь, если любимый холоден, что ей птичье пение, если любимый молчалив, что ей светлый день, если любимый мрачен!

За неделю до этого Ангелина, устав от неопределённости, понимая, что ожидать от Романа каких-либо действий глупо, решилась сама всё расставить на свои места. Она, наивная, полагала, что, открывшись поэту в своих чувствах первой, снимет с него обузу условностей, которую он взвалил на себя, и он, увидев всю глубину и жар её любви, страстно раскроет свои объятия! Это решение ей казалось таким простым и очевидным, что она только недоумевала, почему же не пришла к нему раньше!

Бедная Ангелина, бедная девочка, как же мне жалко её! Чего только она не услышала от Романа! Она узнала так много интересной информации и о своём детском возрасте, так склонном к мимолётным влюблённостям, и о годах поэта, близящихся к финишу, и о приличиях, имеющих хождения в человеческом обществе! Она с ужасом, проникающим в каждую клеточку её сильного, жаждущего ласки и тепла тела, осознала, что не быть им вместе, не позволит поэт этого себе! Только что-то невероятное, что-то сумасшедшее сможет изменить устои Романа!

Дни и ночи сплелись для Ангелины в непонятный сюрреалистический клубок. Она бродила у речки, просиживала часами на хребте каменного мамонта, ожидая чуда и веря, что оно произойдёт. Но капли дней падали в океан вечности, и ничего не менялось. А Роман стал угрюмым, рассеянным, запирался в своей комнате, и что он там делал, Ангелина не ведала, лишь изредка до неё доносились не то хрипы, не то стенания. Она знала, что он любит её ещё страстнее, чем прежде, но признаться в этом не посмеет, даже если будет лежать на смертном одре! Ангелина за эти дни изменилась, она повзрослела, словно каждый прожитый день был для неё годом.

Солнце больно ткнуло своим слепящим перстом в глаза Ангелине, и она вдруг чётко поняла, что ей нужно делать.

Осторожно прикрыв за собою входную дверь, девушка вошла в свою комнату. Она быстро, рывками, скинула с себя всю одежду и посмотрела в зеркало:

– Я хороша! Я просто божественна! Если и это его не убедит, то я жить больше не буду!

Да, она была божественна! Я не смогу, хоть пожелай этого больше жизни, описать красоту её небольшой, но изящной груди, соблазнительную округлость бёдер, благоухающую чашу живота и нежный тёмно-русый шёлк, обрамляющий низ его!

– Я пойду к нему, я околдую его рассудок своими ласками, и он не устоит, он упадёт в мои объятия!

Ангелина решительно распахнула дверь и шагнула в комнату Романа.

Комната была пуста. На столе, как одинокое облачко в небе, белел листок бумаги, исписанный неровными строками. Ангелина взяла его задрожавшей рукою и, с чётким осознанием непоправимой беды, вгляделась в эти строки:

«Ангелина, ты уже не ребёнок, завтра тебе исполняется семнадцать, поэтому всё должна понять. Я не могу, хоть и желаю этого больше жизни, оставаться с тобою рядом! Я уезжаю, может быть, на год, может быть, больше, я ничего не знаю! Но, что бы ни было, и где бы я ни был, я буду жив только тобою!

Дом я оформил на тебя, все деньги тоже.

Прости глупого и старого поэта! Будь счастлива!

P.S . Искать меня не нужно, это бесполезно, но, поверь, жизни я себя не лишил».

Листок затрепетал в руке, а из глаз Ангелины покатились жемчужные горошинки и забарабанили по последнему сочинению поэта.

– Впервые в жизни меня так поздравили с днём рождения! – печально улыбнулась она, и внезапно до неё дошёл весь трагический смысл послания. – Всё, это конец, его больше нет! Я его никогда не увижу!

И скорбь, горе траурными тенями легли на лицо девушки. И оно, и так прекрасное, стало ещё красивее, ещё прелестнее!

Силы покинули Ангелину, и она рухнула на диван.

Она уснула, или просто душа её умчала вслед любимому, хотя следов-то он и не оставил!

Дверь осторожно приоткрылась, и в комнату вошла Ванда.

Долго она смотрела на лежащую неподвижно обнажённую Ангелину, то ли изучая её безукоризненное тело, то ли любуясь им.

– Да, хороша! Будь я мужчиной, я бы не устояла перед нею, нет, архангел крест в меня вгони!

Ванда заметила исписанный листок и, взяв его, быстро пробежала глазами:

– Что ж, не поэтично, но делово. Так и нужно, нечего чувства размусоливать. Эх, Роман, – вздохнула она шумно, – дурак ты! От такой красоты уйти! Да миллионы мужиков отдали бы жизни за одну ночку с нею! Где там Клеопатре, она была страшилищем по сравнению с этой девчонкой!

Ванда опять долгим взглядом посмотрела на Ангелину, и восхищение в её глазах вдруг сменила злость:

– Да за что ж всё ей?! Чем я хуже? Почему он на меня всегда смотрел только как на подругу, только как на колдунью?! Чем моё тело хуже этого? – и Ванда, неожиданно даже для самой себя, принялась судорожно срывать с себя одежду, а потом бросила взор в зеркало: – Ну, это ли не идеал?

В зеркальной глади отразились красивые, почти безукоризненные формы. Всё в них было идеально, но не хватало той нежности, которую просто источало тело юной Ангелины, и Ванда это поняла:

– Да, возможно, это одно из прекрасных творений Создателя, но это, – и она повернула голову в сторону спящей девушки, – это самое прекрасное!

Колдунья неторопливо оделась, а потом открыла резную дверцу тумбочки и достала оттуда бутылку коньяка, видать, здесь женщина находилась не впервые. Коричневатая влага тоненькой струйкой перетекала из бутылки в фужер, но Ванда за этим не следила, взгляд её, чуть затуманенный, был обращён куда-то далеко, быть может, она сейчас видела Романа там, куда его отправило её снадобье? Коньяк, переполнивший фужер, блестящей лужицей растекался по столу, и колдунья поняла это только тогда, когда капельки, соскользнув с поверхности стола, разбились о её босые ноги.

– Что же это я! – спохватилась Ванда и поставила бутылку на стол. – Не к лицу мне испытывать эмоции. Я рождена для того, чтобы их создавать, а, создав, полновластно ими пользоваться!

Она жадно влила в себя коньяк, выдохнула спиртные пары и, усмехнувшись, потёрла руки:

– Ох, что я придумала! Не знаю, понравится ли это Роману, но Ангелине это наверняка придётся по душе. Почему-то она мне нравится всё больше и больше! А ну-ка, девочка, просыпайся, потом досмотришь своих снов вычурный ажур!

Ангелина проснулась мгновенно, хотя, скорее всего, это был не сон, это была смерть, краткая смерть, словно репетиция той смерти, неотвратимой, нетерпеливо ожидающей всех нас. Девушка ничуть не удивилась, что рядом с нею находится незнакомая женщина. Во взгляде этой женщины были лёгкая печаль и какое-то озорство, словно она только что решилась на что-то очень важное.