Оксана Демченко - Ветры земные. Книга 1. Сын заката

Отнятая у моря плясунья оказалась ребенком лет двенадцати-тринадцати. Синевато-бледная, тощая, в залатанном убогом платье. Бэто держал хрупкое тело, уложив животом на колено, опустив плечи к самой палубе. Похлопывал по спине, бессознательно приговаривал капитанские ворчалки: «Бегом, и чтобы пятками гвозди забивала!» или «А кого это работа не греет?».

– Никак не прокашляется, легкие полны, – пожаловался Бэто, вздрогнул от прикосновения к плечу и глянул на нэрриха с надеждой: вдруг и теперь поможет?

Костлявая спина, облепленная мокрой тканью, напряглась, и девочка наконец-то стала мучительно кашлять, избавляясь от морской воды. Похожие на зачатки крыльев лопатки вздрагивали, и казалось, что они могут прорезать ткань – так остро выпирают.

Ноттэ осторожно улыбнулся, поверив, что худшее позади. Принял у одного из моряков плащ, укутался. Вспомнил важное и снова осмотрелся.

– Где Вико, помощник?

– Там, в каюте, где ж еще? – от недоумения Бэто замер, но быстро вернулся к прежнему занятию – выхаживанию утопленницы.

– Я слышал голос… – начал было нэрриха и осекся.

Что бы он сейчас ни сказал, ему не поверят! Все видели: нэрриха без сознания. Значит, мог с тем же успехом созерцать святого Хуана или шествовать по ступеням истиной Башни. Чуть подумав, Ноттэ подрастратил уверенность в своих же воспоминаниях. Слышать – слышал, но ушами ли? Ему ни разу не давали ответов, даже малых. Он и слушать-то не умел! А капитан и прежде был непрост, каков же он станет, вернувшись?

– Дышит! Вот так-то, другое дело, – гордо сообщил Бэто, поднимая на руки девочку и победно улыбаясь. – Всем по кружке вина. Даже мне. Ты и ты – на вахту. Окорок дикого кабана выделяю своим решением из капитанского запаса. Празднуем. Ноттэ, какой теперь курс?

– Спешить нельзя. Наша цель – порт Мара, но сперва зайдем в пустую бухту острова Серой Чайки, – задумался нэрриха. – Капитан пусть подлечится. Добавлю: чем меньше странного узнает Башня, тем спокойнее будет ваша жизнь. Значит, надо обсудить и решить, чего именно вы не видели и не слышали. Кого и чего на борту нет.

Нэрриха глянул на девочку, Бэто сразу кивнул. Повинуясь жесту пассажира, отнес плясунью в его каюту. Уложил на койку, старательно укутал одеялом и плащом. Проследил, чтобы для нэрриха положили на пол тюфяк – тощий, но вполне ровный, не особенно промятый. Бэто сам проверил простыни, принес подушку и шерстяное одеяло – по всему понятно, отдал свои. Ноттэ не стал спорить. Поблагодарил, лег, прикрыл глаза и мгновенно провалился в сон. Почему-то нэрриха испытывал стойкое убеждение: извечный кошмар никогда не вернется. Страх перед вывернутым миром сгинул, когда была разбита бочка. Все, что осталось от былого ужаса – боль в костяшках пальцев, ссадины, длинный шрам на правой руке. Но такие раны – телесные – у нэрриха заживают быстро и бесследно.

Патор был облачен в белое, как подобает его сану. Он – высочайший служитель Башни в пределах Эндэры и Тагезы – сейчас пребывал в обители, на верхнем ее ярусе, в зале приема. Он был тут полновластным хозяином и смотрелся внушительно… но как-то неоднозначно.

Внушительно уже потому, что был высок и не особенно стар, не до одряхления. Патор хранил спину прямой и держал подбородок вздернутым, несколько надменно. Он сидел в кресле, установленном на возвышении в две ступени. Яркая белизна облачения выгодно подчеркивалась сиянием луча: день изливал всю благодать солнца одному лишь служителю божьему, словно парящему в полумраке обширной залы. Окна по большей части выходили на закат и пока оставались в тени, шторы усердно копили сумрак. Вероятно, потому патор и избрал для приема этот зал.

Неоднозначность в продуманную картину приема вносило поведение гостя. Это был весьма молодой человек, одетый в скромное дорожное платье, без герба и иных отличительных признаков происхождения, без украшений. Гость стоя выслушивал речь служителя, как, вроде бы, и подобает. Но – стоя спиной к патору! Все свое внимание гость уделял дивному виду, открытому для взгляда со столь изрядной высоты: всё же двенадцатый ярус башни! Потакая любознательности, мирянин отдернул тяжелый бархат, призванный сберегать тень и прохладу даже в полдень и даже здесь, под самым шпилем оплота главной башни обители Серебряного Света.

Башня – у этого слова много смыслов. Так называют белокаменный перст высочайшего строения во всякой обители. Подобное строение обычно имеет круглую форму или возводится квадратом кладки, ориентированным по сторонам света. Перст башни увенчан шпилем и указует в небеса или же в облака, явись они затенять виноградники среди лета.

Башня – не только строение, тот же смысл имеет и символ веры. А еще Башня – произносимое шепотом и с опаской определение силы, немалой и все растущей, сосредоточенной в руках служителей божьих.

Выказал ли гость уважение, явившись сюда по приглашению патора? Или обозначил слабость и признал патора первым среди равных? Может, он вознамерился разрешить некие сомнения? Или пожелал всего лишь насладиться видом из окна, как сообщил еще до начала беседы? В точности ответа не знали ни патор, ни его ближние, ни, может статься, сам гость.

– «… таким образом, лоза моих рассуждений принесла сей плод, долгожданный, взлелеянный на почвах наблюдений и молитв. Воистину неоспоримо единство корня, из коего происходят верования севера и юга, а также и диковатые, маловнятные нам культы заокраинного и полулегендарного востока. Корень же исконный есть древнейшая вера предков наших, постепенно обросшая листвой языковых и обрядовых особенностей, сокрывших извечный и неизменный единый ствол в пестроте сиюминутных различий. Увы нам, различия подобно листве заслонили главное, породив нечестивую распрю…», – голос патора Паоло пресекся, рука небрежно, с отвращением, стряхнула свиток с подставки для книг. – Полагаю, довольно чтения, мне тягостно повторять измышления и отравлять ваш слух. И так очевидно: безумец даже теологические рассуждения сделал ересью, богохульным средством, призванным прекратить, как он выразился, «распрю». Распрей же, Ваше Ве…

– Помилуйте, я смиренный паломник, – с долей раздражения отметил гость, так и не обернувшись, но выказав должное усердие в поддержании своей игры в неузнанность. – Я внемлю словам мудрости, преисполненный веры и смирения.

– Конечно же. Итак, продолжим. Распрей презренный отщепенец смел именовать поход во имя веры, принесший одному только вашему деду земли до самого перешейка Канто и девять крепостей: Тольэс, Ба…

– Не жалуюсь на память, – поморщился гость, снова сосредоточившись на изучении долины. – Патор, воистину Башня умеет и удивлять, и творить чудеса. Я совершил небольшую прогулку, покинув столицу в преддверии большой жары. В путь я отправился с определенными убеждениями. Как мнилось мне, неоспоримыми. Ту распрю начали южане, хроники дворца ничуть не лживы. Но весь урожай собрали не они, а мы. Однако же способ… скажем так, жатвы не выглядит безупречным даже в открытых семейных хрониках.