Оксана Демченко - Ветры земные. Книга 1. Сын заката

Ветер докатился до крепостного вала скал за городом, оттолкнулся… Дать себе возможность без спешки кружить в долине, шелестя листьями, взбивая пыль в лабиринте улочек. Ветер качнулся было к морю, но не покинул города: дыхание толпы тянуло, жгло новым ощущением – любопытством… Он поддался, спустился к площади. Бережно, как морскую волну, тронул волосы плясуньи. Погладил – и запутался, слыша лишь её дыхание, ее сердце!

Мир схлопнулся! Мир вывернулся наизнанку. Мир весь сосредоточился в крохотной капле, дрожащей во тьме. Так ветер утратил волю и первый раз познал страх бытия.

– Нет!

Сон сгинул, едва нэрриха сквозь стиснутые зубы простонал отрицание – бессмысленное, запоздалое. Тело корчилось на полу, помня давнюю боль. Нэрриха зажимал уши, пытался отгородиться от своего постоянного кошмара. Не преуспев, он встряхнулся, встал, презрительно скривился. Снова он очнулся в поту, даже короткий ёжик волос на макушке холодный, влажный. Горечь донимает душу, спазм боли прокалывает сердце… Приходится знакомым, много раз пройденным путем, ступить два шага до столика, нащупать в гнезде у стены кувшин с водой. Жадно выхлебать половину и вылить на макушку остальное.

– Это лишь сон, – утешил себя нэрриха.

Он вернулся к койке, забился в угол, сбросив вещи на пол. Увы: он снова оказался слаб, снова плотно зажал уши ладонями, чтобы вымерять ночь лишь ударами пульса. Слушать свое сердце противно, оно – напоминание о бремени жизни. Но кошмар сна и того тягостнее.

– Некоторые хранят и чужую память помимо своей, знают все ответы, – юноша пожаловался темноте. – Зато я нашептал себе, пожалуй, все вопросы и желал бы их забыть… Почему вопросы и ответы не летают одной стаей?

Он невесело рассмеялся. Этот вопрос тоже был старым, знакомым – и безответным.

Сердце гудело, заполняло сознание эхом кровотока, вытесняло кошмар во внешнюю тьму за плотно задернутыми занавесями век. Сердце было союзником в утомительной борьбе за право отдохнуть. Завтра – непростой день, люгер достанет шхуну и придется исполнять то, что обещано нанимателю. Смешные люди! Им нэрриха кажется ряженым в алой рубахе. Хотя та рубаха – лишь дань традиции и признак найма.

Нэрриха усмехнулся. Он больше не юнец, давно избыт обычный долг подобных ему – бремя первого круга жизни. Так почему же он снова в найме, почему добровольно продолжает… Стоп! Хватит вопросов. Покой куда проще счастья. Этому он научился: отдых можно обрести усилием воли.

Мир – шкатулка с потайным карманом в дне, прячущим карман, содержащий очередную запертую на ключ тайну… Пока ты часть целого, тебя по сути нет. Но, стоит осознать свое «я», и единое распадется, и ты не будешь в силах понимать ни его – внешнего, ни себя – вместилище внутреннего мира. Впрочем, можно ли назвать миром то, что не содержит покоя и тем более счастья? Только разочарование, сомнение, неустроенность. Слишком много «не», чтобы обрести опору. «Не» – это толстенная стена, ограждающая – и закрывающая обзор. Это бессилие принять жизнь.

Нэрриха скрипнул зубами. «Сколько вопросов», – шепотом пожаловался он. Сразу захотелось задать новые. «Спать!» – строго велел себе нэрриха.

Утро пришло ветреное, румяное. Нарисовало на стене два слоистых розовых прямоугольника – след окна с горизонтальной перекладиной и драгоценным прозрачным стеклом – и взялось двигать вниз этот нехитрый узор.

Нэрриха лежал, полуприкрыв веки, слушал ветер в парусах и радовался своей расслабленности, сбывшемуся отдыху. Забавлялся: где-то там, безмерно далеко, солнце натужно ползет, рычагом луча изо всех сил толкая по стене прямоугольник света. Можно и так описать внешний мир, если счесть себя центром вселенной…

– Круче к ветру, – негромко буркнул голос капитана вне каюты.

– Но – курс, и опять же…

– Учу-учу, а проку нет. Ты слизняк береговой, – посетовал капитан. – Ты мозгляк и мозгуешь без устали, математику постиг насквозь, лучше моего считаешь курс по карте. А душа где? А это, ноющее, насадившее на крюк всякого из нас за наши жабры, вот здесь?

Было слышно, как капитан гулко, не жалеючи, стукнул себя в грудь. В ответ некто вздохнул со всхлипом.

– Ты должен дышать морем, будто заимел жабры! Ты не тварь двуногая, а душа корабля. Должен ощущать бортами воду и хрустеть всеми легкими, потому что они – ткань парусов. Ты должен влюбиться в «Гарду», а не заглядываться на портовых девок! – не заботясь о покое пассажира, грохотал капитан.

– Но как же человек…

– Ты не человек! Ты капитан ненародившийся еще, зачатковый. А капитан этому люгеру – и душа, и ум, и дополнительный парус… Который раз повторяю, шишку набил на языке, а ты все не умнеешь. Покуда не поймешь, толку от тебя не более, чем от пены на палубе. Глянь, как шипит, а всего запалу в ней на один плевок.

Нэрриха улыбнулся, плотнее прикрыл глаза. «Гарда» – молодой корабль. У него не было иного капитана, и этот, кажется, – незаменим… Сразу в сознание вполз холодок: однажды, очередной раз взойдя на борт в очередном порту, можно не застать на люгере привычного человека. Вот уж правда – он и душа, и дополнительный парус. «Гарда» с ним умеет летать. Потому что пожилой моряк знает, что такое счастье, он свободен душою…

– Боязно мне, вот и сомневаюсь. Этот… нечестивый, – шепотом уточнил собеседник капитана, вполне определенно намекая на пассажира, – мне отец рассказывал: нэрриха явлены в мир тайною силою Башни. Они обременены нерушимым долгом, но в оплату за тот долг имеют и право. Всякого человека им дано карать по усмотрению, если они в найме. А еще имен у них нет, и в бою они делаются зверьми.

– Глупости нашептывать ты горазд, – возмутился капитан. – Спишу на берег. Как есть – спишу! Души не замечаю, сухой ты до донышка. Не пропитался морской солью, не окреп. Ну и разумения своего нет, что куда хуже…

– Не надо на берег!

– Говорили ему! Папаша твой – опарыш чернильный, у него свои-то мысли все в кляксах, а чужие и вовсе криво записаны. Сам гляди, сам думай, а язык – проглоти, ясно? Нашел чудеса на мелкой воде… – бормотал капитан, по тону было понятно: он не злится, лишь стращает. В целом же доволен помощником. – Тут эдакого насмотришься, что или камень на шею и топись, или отвыкай крутить сплетни, ты не баба.

– Два румба право, – помощник решился выкрикнуть команду невзрослым срывающимся голосом, готовым дать петуха.

Капитан рассмеялся, звучно хлопнул по коже куртки и зашагал в сторону каюты, оставив помощнику право и дальше распоряжаться люгером.

– Ноттэ, – негромко окликнул капитанский бас от самой двери. – Упрешься и до полудня проторчишь в норе, или как?

– Или как, – отозвался нэрриха, быстро одеваясь. – Ты запомнил мое имя? И не проглотил язык?