Дмитрий Шишкин - За холмом

Он развернулся и настолько быстро, насколько позволяла толпа, бросился к туалету. Рыжий проводил его до двери, что-то продолжая тараторить, но дальше не последовал за ним.

Важный мужчина с солидными усами и брюшком встретил путешественника недовольным выражением упитанного лица, затем на секунду бросил взгляд ему за спину, ещё более сдвинул брови.

– Ну что, покурил?

– Покурил, – послушно отчитался мужчина, внезапно, с крайне неприятным холодком по коже, ощутив себя не то в офисе, не то в школе – так уж подал себя важный попутчик.

– А у нас нельзя курить в поездах! – под бровями важного разгорался огонь.

– К-как? Вы же сами… Там же полно… – турист всё больше превращался в пойманного за руку полицейским нарушителя, бесправного, безвольного и заранее во всём виноватого.

– Ну, кому можно, а кому и нет. Это наша страна, наши люди могут много что делать, мы между собой договоримся. А ты же иностранец, ты что же, наши порядки не уважаешь?

Ожидающие очереди разом повернулись к беседующей парочке спинами, делая безучастный вид.

«Да уж, выдавливать из себя раба по капле никак не выходит, – мысленно усмехнулся путешественник, и ему сразу полегчало, отпустил гипнотический страх перед пузатым дядей в костюме. – А вдруг разводит? Кто он такой вообще? И рыжий сразу отстал…»

– У тебя документы-то в порядке? – «начальник» решил развивать наступление, судя по всему.

– А вы на каком основании… – робко начал «качать права» представитель офисного народа, но важный его жёстко пресёк.

– Документы, говорю, давай! – яростно рявкнул он.

В туалет решительно расхотелось. Расхотелось вообще всего. «К чертям эту страну с её древними городами, молодежью в трениках и этими пузатыми портфеленосцами!» У туриста начала подбираться жидкость к глазам. «Вот какого, спрашивается, хрена я должен сейчас пресмыкаться перед этим созданием?»

– А вот, видел? – путешественник неожиданно ткнул фигой почти что в самый нос толстому.

Кровь не просто пульсировала внутри, она буквально била в голову, в виски, в горло, в губы так, что грозила отправить внезапно осмелевшего во второй раз в жизни героя в нокаут. В первый раз так и кончилось, когда в школе хулиганы доконали его, он взорвался, что-то кричал, матерился, махал руками, а потом случилось потемнение и частичная потеря памяти. Может, его вырубили противники. Но он запомнил то предшествующее потере сознания ощущение свободы, пусть на мгновения. Оно пьянило больше всего на свете. И это был какой-то луч надежды. И сама потеря сознания была спасением, потому что это оказалось очень легко и совсем не страшно. Он очнулся – а всего этого ужаса уже нет вокруг. Он лежал на асфальте с выпотрошенными карманами, но свободный, уважающий себя человек.

И сейчас адреналина плеснуло в организм столько, что он бы не почувствовал и нескольких ударов ножом. Его глаза налились кровью, он был сильнее, чем когда-либо в жизни, и физически, и духовно. Как крыса, брошенная на съедение удаву, забившаяся в угол, понявшая, что нечего терять и готовая к атаке, способная растерзать врага острыми зубами. Такие случаи действительно бывали в зоопарках мира, и наш герой о них, конечно же, читал – он вообще был весьма образованным человеком, но в тот момент, понятное дело, ему было не до таких околонаучных воспоминаний. Лицо свела гримаса, губы не слушались (непонятно, зачем организм такое делает с человеком, готовым к битве, может, чтобы мягкие ткани стали твёрже и меньше травмировались?). Но и об этом не мог думать представитель офисного планктона, выбравший смертельную битву. Он просто через резиновые губы прогудел:

– Останавливай поезд, вызывай полицию, или милицию, что там у вас. Посмотрим, что ты за гусь.

Теперь испугался уже толстый. Гусь он был ещё тот. И милиция первым с поезда сняла бы его самого вместе с дружками, за последние два года наездившими в поездах таким образом лет на двадцать отсидки.

– Э-э! Спокойно-спокойно! Я тебе чё? Я чё? А ты чё? – словно споря с воображаемым собеседником, засуетился он. – Не груби мне! – перешёл на визг. – Я оченна… – приобрёл сильный акцент, – уважаемый человек я!

Нашего начало отпускать. Вместе с этим пришёл и страх. Весь адреналин спрятался куда-то в суставы и заставил дрожать тело. Тряслось всё: колени, локти, челюсть… всё! Глаза осоловели, во рту стало сухо, а голова чуть гудела изнутри и покачивалась в такт поезду: «тук-тук, тук-тук». Могло стошнить.

Он, не говоря ни слова, повернулся к двери в вагон, напоследок одновременно победно, прощально и грозно посмотрел на толстого. Открыл дверь и, не оборачиваясь, бросил максимально презрительно, но уже заметно дрожавшим голосом (дрожь, впрочем, не выдавала страха – точно так же дрожит голос у максимально заряженного на бой человека):

– Ладно.

И ушёл.

Он ушёл безусловным победителем. Пьянящая эйфория хлынула на него, как только он закрыл за собой дверь купе. Что-то похожее он испытывал, когда соскользнул в обрыв по мокрому снегу и, лавируя меж острых камней, съехал безо всяких повреждений на дно оврага. Но в этот раз ощущение было на порядок сильнее. В мозгу взрывался большой фейерверк в честь нового героя нашего времени.

Жена слегка остудила этот праздник величия:

– Ничего себе ты писаешь. Час, наверное, прошёл.

Сын хихикнул, ему это казалось всё очень смешным.

Муж глубоко вздохнул, упоение как ветром сдуло.

В дверь вежливо постучали.

Наш ещё минуту назад «герой» дёрнулся всем телом.

– Кто?! – истерично спросил он.

– Я, – слащавым голосом ответили из-за двери.

– И… И что вам надо?

– Чай. Чай я принёсля. И шербет. Угощать вас, наше гостеприимство. Даром, даром, угощать.

– Может, проводник? – спросила жена. – Ну открой, что сел!

Муж послушно открыл. На пороге стоял местный в пёстром халате, держал на вытянутых руках поднос с дымящимся чайником, пиалами и сладостями в чашке.

– О-о-о, давай! – радостно заорал сын.

«О, как зассали! Наверняка толстый прислал его!» – с удовлетворением отметил про себя отец, а вслух как бы обречённо сказал:

– Ну, давай… А от кого это?

– Всем, всем! – радостно закивал лоснящейся головой пёстрый. – Так положено, гостеприимный страна!

Взяли угощение, поставили на стол. Пёстрый удалился спиной назад, как выдрессированный слуга. Выпили чаю, поели сладостей.

Первым упал мальчик, хотя пил меньше всех. Сидел, сидел, а потом просто завалился на бок. Мать дёрнулась к нему, попыталась крикнуть, но голоса не было. Руки были такие вялые, что трудно было их поднять, не то что схватить упавшего ребёнка. Во взгляде женщины читалась паника, но полностью осознать свою беспомощность она не успела – свалилась рядом, головой вперёд. Юбка обнажила крепкую ещё попу, слегка подтянутую шёлковыми, телесного цвета трусами. Муж вперил взгляд прямо туда, в места, не тронутые им уже больше месяца, открыл было рот, чтобы что-то сказать, да и заснул с приоткрытыми глазами – чудная офисная привычка. Он так умудрялся спать на совещаниях, а иногда, не успев выйти из рабочего образа, засыпал так и дома, пугая жену.