Иван Калина - Возврату подлежит. Ты стал другим. Беги!

Глеб посмотрел на приятеля так, как будто тот только что сделал что-то неприличное.

– Не надо на меня так смотреть. Я говорю с ее слов. Она почему-то уверена, что у вас – роман.

Глеб не удержался, чтобы не выглянуть из палатки. Лера сидела особняком от общей компании. Обхватив колени руками, грустно смотрела на закат. Видно, скучала по дому. Что же в ней было такого, что заставило Глеба потерять голову и влюбиться? Ничего примечательного в ней не было. Девушка, как девушка. Нет, нет! Глеб помотал головой, как будто отгоняя наваждение. Это была какая-то ошибка. Он всегда был свободным мужчиной. Семьи у него не было, да он и не страдал. Все называли его холодноватым типом, он и сам так считал. Какие-то серьезные привязанности – не для него. А тут вдруг – девушка… этот статус к чему-то обязывал. Хотя, может, она его не так поняла и увязалась, как сегодня в уазике… Лера как будто почувствовала его пристальный взгляд, повернула голову, но Глеб тут же запахнул палатку, отгораживаясь от нее. Еще чего придумает опять.

– Ну и что теперь делать-то, Захар? – Глеб уныло улыбнулся.

Сотеев, на правах приятеля, лукаво подмигнул:

– А чего? Пользуйся моментом. Девочка, вроде, ничего. Не уличная…

– Да иди ты! Я тебе о другом. Как нам выбираться? Ты сказал, что отсюда нет выхода. Это точно?

– Точно, нет отсюда выхода. Мы со студентами уже раз десять прочесали эти места. И с картой, и с компасом, а все возвращались обратно.

– Нет, так не бывает.

Глеб замотал головой, не желая соглашаться с выдвинутой версией. Нет, это не окончательно. Есть все равно какая-то лазейка. Некогда ему тут прохлаждаться.

– У меня на сегодня встреча запланирована. С арендатором надо было тоже переговорить… – Он хлопнул себя по лбу: – Фура должна была прийти с замороженными продуктами. Еле того оптовика нашел…

– Успокойся.

– Какое успокойся? – Глеб заводился. Куча дел запланированных, еще больше – отложенных, он всегда находился в движении, жизнь – это бег. Глеб не позволял себе пауз. Бабуля говорила, что он просто боялся остановиться. Ничего подобного, с ней он никуда не торопился. До тех пор, пока она была жива… А если и так? Если бабуля была права? Ну и что? Так, по крайней мере, он чувствовал себя хозяином положения, был на коне. А что сейчас? Он как будто вдруг спешился и забыл в какую сторону двигаться.

– Ты уверен, что фура уже давным-давно не пришла без тебя?

– Что ты имеешь в виду?

– Я не знаю, какой сегодня день. Месяц – и тот только предположительно назову. – И вдруг спросил: – Зачем вообще искать отсюда выход?

У Глеба глаза полезли на лоб.

– Как, зачем? Ты что же, здесь собираешься жить?

– Собираюсь.

Сотеев как всегда, был полон оптимизма. Глеб знал, что конкретно когда-то сблизило их: именно это эпикурейство, любовь к жизни, легкое отношение ко всему на свете, кроме разве что своей профессии. То, чего в нем самом не было. Глеб был слишком уж серьезным, слишком практичным и вовсе не отличался безоблачным оптимизмом. Не сказать, чтоб их отношения переросли в крепкую дружбу, но общались они довольно часто. Сотеев вытягивал Глеба в бары и сам частенько уходил раньше, с какой-нибудь красоткой подмышкой. Или без таковой – что тоже нисколько не огорчало Захара. Или тащил его на выставку авангардизма, в котором Глеб ничего не понимал и понимать не собирался. Или вытаскивал на пару дней за границу – посетить Рим и просидеть полдня на площади Святого Петра, в надежде выглядеть Папу. Ничего не стоило прыгнуть в самолет, чтобы искупаться в ледяном Балтийском море… Всему он радовался, во всем ощущал вкус. Такой жизненный настрой как пчел на мед привлекал к доктору пациентов. Не оказался исключением и Глеб…

– А что, зайцы здесь водятся, – продолжал между тем довольный Сотеев. – В километре отсюда есть небольшая река, там – рыба. Здесь есть все для жизни.

– Река! Точно! – Глеб вдруг оживился. – Можно же уйти по реке. Уж она-то выведет куда-нибудь.

– Глеб, ну неужели ты никогда не мечтал пожить вне цивилизации, в чистой природе, как говорится в ее естестве? Как первобытные люди. Здесь не нужны деньги, не нужно платить налоги за использование природных богатств. Здесь не нужна мода, и плевать на чужое мнение. Мы – свободные люди! По-настоящему свободные.

Но Глеб не разделял восторгов друга.

– Какая свобода? Твоя свобода ограничивается длиной цепи. Ты не можешь уйти за ее пределы.

– Свобода, она не там, она – здесь. – Сотеев постучал себя в грудь.

– Значит, не пойдешь со мной?

– Пока я останусь здесь. У меня давно не было такого прекрасного отдыха. Я зайца уложил с десяти шагов! Ты можешь это представить?

Но Глеб его уже не слушал. Он выстраивал стратегию, как вырваться отсюда и покончить с этим дурдомом, вспомнить, наконец, все или, наоборот, забыть про этот провал памяти. Сотеев защелкнул свой медицинский чемоданчик, поднял теплую куртку с пола, протянул другу. На улице похолодало. Глеб накинул ее на плечи, высунул голову из палатки. Принюхался. С улицы тянуло ароматом дыма, тушенки и лука. Желудок встревоженно заурчал, напоминая о том, что давно пуст. И пора бы пополнить запасы энергии.

– Как думаешь, она меня покормит?

Глеб покосился на Ольгу, вспоминая, как она совсем недавно упирала руки в боки, приказывая освободить мужа. Дернул же его черт схватить именно этого горе-профессора. Там же был еще один, с хвостиком.

– Думаю, накормит. – Убедительно сказал Сотеев. – Она женщина склочная, но отходчивая. Тем более, что ее муженек давно пришел в себя.

Оба, Глеб и Сотеев, вышли из палатки, направляясь к общему кружку, собравшемуся возле единственного источника тепла – костра.

Гречневая каша с тушенкой. Давненько Глеб не ел такой простой и одновременно вкусной еды. Он удивлялся сам себе. Вроде бы произошла такая неординарная ситуация, совершенно фантастическая и абсурдная, можно сказать – катастрофа местного масштаба, а он продолжает жить, есть, как ни в чем не бывало, и даже ощущать вкус этой самой еды. Глеб вдруг сделал для себя открытие – не только он, но и остальные ведут себя вполне обыденно. Как будто только что приехали на пикник и друг с дружкой перезнакомились. Передавали друг другу соль, делились хлебом…

Профессор интеллигентно собирал последние зернышки в чашке, поглядывая на котелок. Надеялся на добавку. Ягодин что-то тихо рассказывал Ольге и сам же смеялся собственной шутке. Та морщилась. Шутку не оценила. Дима Сметанин внимательно следил за какой-то букашкой, ползущей по его брючине, намереваясь прихлопнуть ее, уже замахнулся…

– Я думаю, что нам надо восстановить всю картину прошлого, – предложил Глеб.

И все разом повернулись к нему, как будто ждали именно этого предложения.