Александр Щербаков-Ижевский - Демянский «котёл». Серия «Бессмертный полк»

Последний ряд бойцов, даже не обернувшись, сомкнулся. Так и ушла рота за ближайший пригорок.

Только посередине зимника остался лежать майор, щеголь штабная крыса. Его чёрная барашковая папаха валялась неподалёку. А из-под белого, пижонского полушубка вытекал яркий ручеёк крови.

Следующий огрызок роты при подходе к телу тоже замедлил шаг. И, точно так же, обтёк лежащего человека.

Когда мимо прошла третья рота, на дороге уже никого и ничего не было. Просто на обочине, головой к полю и перегнувшись через придорожный снежный бруствер, в исподнем лежала фигура какого-то мужика. Из сугроба торчали только голые ноги. Холёные пятки, отполированные пемзой до блеска. Вот и, поди, разберись теперь, кто это.

Да и смеркалось уже. Не видать было ничего.

О дорожной драме напоминал лишь леденец бурого пятна посередине дороги. Это лужица горячей крови впиталась в хрусткий снег. Впрочем, уже начиналась позёмка. И стало понятно, что бывшего человека, майора щеголя штабную крысу к утру полностью заметёт снегом. Да и кто его искать будет на просторах священной войны. Когда-то был такой. Жил и ерепенился, а сейчас вот будет пропавшим без вести.

Кому какая разница в определении людского статуса на переднем крае.

Но и нам надобно было торопиться, нагонять боевых товарищей.

Оставшиеся в живых солдаты ошалело воспринимали окружающее. Им казалось, что наконец-то завершилось тяжкое испытание. Всё ужасное позади, закончилось и прошло, как кошмарный сон.

Как всегда, ошибались воины. Совсем недолгий передых и тяжкое бремя заставит их снова подняться. Через «мать-перемать и не могу» они вновь вступят в безысходный бой.

Даже мечтать они не могли об отдыхе и отправке в тыл.

Но мечтать не вредно.

Особенно когда тебя берут в расчёт лишь как потенциальное пушечное человеческое мясо. В таком случае жизненное пространство для сладенькой человечьей филейки, это первый рубеж атаки.

Казалось, что выжившие бойцы когда-то были полноценными людьми.

Хм, возможно, и было так, когда-то…. Но это там, в той, мирной жизни. А здесь и сейчас за их живот и пятака не взять.

Уже потом, после боя, если башку не снесёт и посчастливится в здравом уме остаться, можно будет им принять человеческий облик.

Во время неоднократных наступлений на неприступные бастионы немцев в Демянском котле ожесточенные бои разгорались за каждую, пусть даже небольшую высотку. Противник, как правило, бывал готов к встрече, и выстраивал хорошо укрепленный оборонительный рубеж. Наши лобовые атаки были нескончаемыми. Одна за другой. Утраты живой силы были ужасными!

Убитых было много. Они кругом, старые и новые. Некоторые даже с лета. Одни высохли до черноты, очень похожие на мумии, только зубы сверкают на солнце. Другие распухли ещё по осени, готовы были лопнуть, но морозы их сковали в громадные чурбаки.

Новобранцы со страху в стенках траншей рыли себе щели, но их там и заваливало. От взрывов, жидкую болотную суспензию расшатало и теперь их видно. Лежат, свернувшись калачиком, словно греются. А теперь вот, как смёрзшиеся улитки. Много их.

В земле то тут, то там торчали части втоптанных в чернозём тел. Так и ходили по ним. Где нога, где спина, где полголовы, где сплющенное лицо, где кисть руки, или гроздья пальцев. Запнёшься, бывало, чертыхнёшься и отфутболишь вырванную с клочьями мяса человечью фрагментацию.

Кругом валялись не востребованные стальные каски. Но солдаты их приспособили и стали гадить в них. Потом отбрасывали подальше. Дерьмо застывало и прилетевшей от взрыва утяжелённой каской могло запросто оторвать голову или покалечить. Бывало и такое.

Неподалёку стоял подбитый танк Т-34. Вокруг его башни были намотаны смёрзшиеся кишки разорванного десанта. Это внутренности пехотинцев не успевших соскочить с брони.

А внутри металлической тюрьмы уже околели танкисты. Рации у них не было, а посыльного из батальона послать забыли. И приказа к отступлению у них не было. А за самостоятельное оставление боевой машины, у трибунала безальтернативно-расстрел.

Так и сидели внутри танкисты и ждали своей смертушки, толи от мороза, толи от немецкого снаряда. Толи герои, толи смертники?

По нему начали бить бронебойными. Снаряды иногда перелетали, ну и нам по ходу досталось в окопах.

По обеим сторонам нашей траншеи притулились убитые. Кровь от них стекала прямо на дно, превращаясь в лужицы. От кого доля больше вытекла, от кого меньше. Эти бордово-рубиновые желеобразные лужи постепенно сворачивались и замерзали на морозе.

В любом случае мы были в грязи, в крови и вообще хрен знает в чём.

Одежда наша пропиталась, смёрзлась и стала, как картон. Ломалась на морозе и оголяла тело. Кальсоны не спасали. Зуб на зуб не попадал. И вскочить, попрыгать было нельзя. Немецкий снайпер запросто достать мог. Лицо и губы окоченели так, что разговаривать было не возможно. Кожу стянуло, как маску. Да и о чём было, собственно, говорить. Мысли у всех были одни

– Выжить бы только. Сейчас продержаться от мороза. А потом и в бою.

Но всё равно, было страшно холодно. До жути!

И сколько нам жить осталось?

Говорили, что от предыдущей усиленной дивизии в три стрелковых полка хватило на два часа.

Вон они остатки, ползут обратно из пекла раненные, окровавленные и грязные, с серыми лицами, запёкшимися губами и лихорадочно блестящими глазами. Кряхтят, стонут, матерятся.

Может быть, им и в следующий раз повезёт?

В нашу траншею сполз майор с парой автоматчиков из штаба полка

– Где взводный? – спросил, – это ты что ли Иван Щербаков? – и ткнул в мою грудь грязным пальцем. – Всё брешешь и никак не набрешешься? Храбрости не хватает, взводный? Данные липовые подаёшь в штаб. Герой он, говорит. Кому другому лапшу навешивай, взводный!

У меня от удивления чуть планшетка из рук не выпала. И тут я вспомнил…

А дело было так. Мы отдыхали в небольшой рощице на краю леса. И, вдруг, услышали надсадное рычание большегрузных машин. По звуку можно было сразу понять, что это не наши маломощные полуторки.

Из леса, неожиданно, выползла пара немецких вездеходных грузовиков. Видимо, заплутала в просёлочных дорогах немчура. Ну, и вывалилась на нашу позицию, как на блюдечке.

Не раздумывая и не обсуждая, мы быстро установили миномёты и дали первые пристрелочные выстрелы. А там понесло-о-ось!

И как-то всё сразу удачно для нас сложилось, что первыми же минами обе машины накрыли. Оставшихся фашистов добивали из трёхлинеек.

Потом, после боя, насчитали 29 человек убитыми.

По прибытии на закреплённые позиции роты я сразу доложил по инстанции. Для проверки на место боя сразу отрядили двух бойцов. Они мигом исчезли.

Немного погодя слышим, что в том краю завязалась ожесточённая перестрелка.