Анри Коломон - Ах, покойный месьё де Жонзак! Из четверологии романа «Франсуа и Мальвази»

Примерно в это же время, когда двое наездников погнали своих коней в погоне за третьим, скончался последний из Жонзаков, сеньор Жоффруа де Жонзак. Угас еще один древний род.

Через день езды к закату следующего, посланец достиг наивысшего места дороги, огибавшей холм посередине и круто устремлявшийся в живописную сельскохозяйственную долину реки Крез.

Любой путник, будь то пеший или на коне не мог не засмотреться хоть на мгновение на открывающуюся перед ним равнинную панораму.

Рено, ехавший на свой страх и риск еще не известно к кому, вообще слез с седла, предпочитая пеший спуск, дабы посмотреть побольше вниз, как будто по владениям можно определить хозяев. Но все равно после долгой дороги полной тревог, сердце его переполняла непонятная радость.

Природа как-будто постаралась сделать обозрение захватывающим: дорога проходила близко к краю обрывистого холма-стога. Долина при багрянце заката очень хорошо просматривалась до возвышений, постепенно переходящих в лесистые холмы, поросшие широколиственными и хвойными породами деревьев до самых каменистых вершин.

По мере понижения, диких лесов становилось все меньше и меньше. Девственная природа уступала место рукотворной: виноградниках на склонах и садам на более пологих площадях. На равнинном дне долины преобладала возделанная земля злаковых, колосовых, бобовых и бахчевых культур, но это по ту сторону реки, а по эту простирались луга и покосы… одни покосы, разделенные тонкими лесными полосами, разлиновавшими их как шахматную доску до самых подножий холмов этой стороны и до виноградников взбирающихся на эти холмы.

Приятной, светло-коричневатой, начисто програбленной от окошенной травы стерней, покос был равномерно заставлен стогами сена, прикрытых на макушках попонами на случай дождя. Кое-где сено еще не было скирдовано и лежало кривыми иссохшими рядами.

Какой-то крестьянин уже начал добросовестно сгребать это сено, судя по той тщательности, с какой он это делал от самых краев лесных полос.

Кстати о лесных полосах: они были не широкими – три, четыре, пять рядов, и не везде рослыми. Иногда упирались в крупные вековые экземпляры, что свидетельствовало об искусственной посадке и не так давно: с тех самых пор, как управляющим поместьем стал аббат Витербо.

Такие облесенные покосы в значительной мере меньше подвергались безводию и засухе этого года, и что самое главное – травяной покров стал намного пышнее и давал укоса значительно больше, нежели без них.

Кроме того, стало гораздо легче учитывать собранное, что и делалось почтенным старцем.

В пойме реки, даже можно не затрудняясь сказать еще речки, так как до истоков было совсем не далеко; так в пойме не смотря на небольшую ширину и правильное прямое русло, ее окружали довольно широкие пойменные луга, сочно-зеленые даже в такое засушливое время. И не удивительно, что многочисленное стадо коров паслось именно там.

В данный момент пастух вводил коров в воду: на водопой и для того чтобы они перешли реку вброд на другой берег.

В запрудах перед деревней было бело от гусей. Водились так же утки, скопившиеся серой массой в вырытом пруду, заросшим камышом и ряской.

Как и подобает деревенской идиллии, на лугу пасся конь с завязанными ногами – сюжет, без которого не обходится ни один полный деревенский пейзаж.

В просторном, раскиданном по одну сторону реки, в утопающем в садах селении Обюссон жили в основном арендаторы, возделывавшие господские земли под хлеба, окружавшие селение плотной светло-желтой массой, просекаемой расходящимися деревенскими дорогами.

Собственных работников в поместье не хватало / после рекрутских наборов и прочих бедствий /, поэтому почти все сеньорские земли сдавались в аренду, что было так же нововведением аббата Витербо, вставшего на путь увеличения возделываемых земель вместо покосов, что стало давать сразу ощутимые результаты, резко поднявшие доходы с владения, ставшие составлять до 15—17 тысяч ливров в год.

Надо к этому добавить что Обюссонское баронство было одним из самых больших в Лимузене, занимавшее целиком почти всю долину на много миль и распространявшееся на близлежащие горы, в иных местах до трех миль шириной.

Если схематически представить долину в виде прямоугольника, то Крез, отнюдь не являлась бы его средней линией. Всевозможно петляя, она подойдя к одной стороне, далее почти перпендикулярно устремлялась к другой, на стену холмов начинавшихся возвышениями и, обогнув одно из них, слишком выдававшееся от холма-стога, текла далее, разрезая и без того разрезанную поперек долину, раздваивая левую ее сторону на две части: ближнюю покосную и дальнюю возделанную, где у реки раскинулась своими лучами деревня, с центральной артерией-дорогой, идущей от холма-стога по покосам, через реку по деревянному мосту, в полях и садах через середину деревни, пересекая Крез на второй раз по каменному и устремляясь далее вправо по лесистой местности по третьей части поместья – замковой, наиболее зажатой холмами с каменистыми вершинами и поросшими склонами.

Издалека вообще казалось, что замковая часть сплошь холмистая, изрыхленная сходящими горками, заросшими одним лесом. Но это только так казалось издалека. На самом же деле дорога шла опять же по покосам, чередующимися со светлыми лесками и приятными на вид смешанными дубравами, проезжать через которые представляло одно удовольствие и приятное отдохновение, какое может вызвать спокойный проезд в тени и свежести, после скачек в жару по пыли.

Постепенно конфигурация расположения деревьев стала больше смахивать на искусственную, пока совершенно не стало явствовать что это уже не рощицы, а парк, заканчивающийся садом у пустого рва, перед стеной замка, верхняя треть которой представляла собой прочную, толстую монолитную ограду из чугунных решеток.

Недалеко от стен замка в низинке находилось небольшое озеро, со всех сторон окруженное лесом и начинающее с дальней стороны зарастать. И если бы не ручей, бегущий с гор и питающий чистой горной водой водоем, выносящий в Крез менее чистую, то озеро в один бы сезон превратилось в болото.

Вода в ручье, как уже говорилось, была чистой и холодной не успевавшей нагреться на солнце, но для питья все равно брали другую, из маленького досочного сруба. Узкая тропинка вела от сруба к дороге и соединялась с ней там, где она становилась полукаменной полудеревянной, как раз там где начинался мост, перекинутый через ров на другой край, подходя впритык под ворота.

Именно досочно-каменным был настил некогда перекидного мостика, когда это свойство мостов перед замком было наиболее ценным. Время смут и феодальных распрей кануло в Лету, вследствии чего и мост потерял свойства подниматься. Передний конец накрепко врос в цементное ложе переднего края рва, а основание оказалось в таком же положении, на противоположном крае. От бойниц – единственное что осталось от башен на воротах, уже не вытягивались массивные цепи, они давно вместе с рычагами соржавели в темных сырых подвалах.