Пирс Кайра - Имаго

О профессии педагога, а тем более няньки, честно говоря, я мечтаю меньше всего.

Я в ступоре.

Никогда еще мне приходилось развлекать малышню.

Пытаюсь найти подход:

– В какие игры вы любите играть?

Мы как угорелые носимся по квартире, подражая различным птицам и зверям; строим шалаш из подушек и стульев; наконец, я показываю им некоторые достаточно незамысловатые элементы паркура, предварительно заключив «договор о неразглашении». Мальчишкам нравится: похоже, они принимают все это за шпионскую игру.

– Для пущей секретности, – объясняю я, – придумаем себе прозвища.

Теперь лев, акула и пантера мирно потягиваю абрикосовый нектар на кухне. Время от времени я рассказываю анекдоты. Не самые пошлые, конечно, но детям нравится.

Кажется, я начинаю различать ребят, не прибегая к помощи ниток. У Яши несколько меланхоличный вид, чего не скажешь о его брате. Но оба имеют тенденцию произносить слово «черепашка» с дополнительным слогом, в результате чего получается что-то вроде «чекрепашка».

– Хочу п и сать, – заявляет владелец алой повязки.

– ОК, кто-нибудь еще желает отлить?

После такого количества напитка по нужде захотелось всем.

Мы выстроились у двери в «уборную» в порядке живой очереди. Самым терпеливым из нас и как следствие последним оказался Яков.

Мои родители вернулись в одиннадцать, предки близнецов – за полночь.

Отец выглядит уставшим, аналогичное состояние и у меня. Но, несмотря на насыщенный вечер, он переодевается в домашнюю одежду и запирается в своем кабинете, не обращая внимания на недовольство мамы. Основываясь на многолетнем наблюдении, предвижу следующее: он сидит там до трех часов утра за компьютером, заваленный книгами, литрами поглощая кофе. Просто так войти в его логово невозможно. Если тебя нет в списке приглашенных, стой за дверью – хозяин квартиры слишком занят, чтобы принимать гостей.

В отличие от папы, который страдает бессонницей, я плетусь в свою комнату, на ходу стягивая с себя одежду, и проваливаюсь в глубокую-преглубокую яму под названием «сон».

Чувств нет.

Эмоций тоже.

Тогда что есть?

Я сверлю глазами темноту спальни и не нахожу ответа ни на один мучающий меня вопрос. Отчаянные попытки нащупать ту нить, которая соединяет разум и душу, ни к чему не приводят. Я снова упираюсь в стену из бессмысленности и тишины. Стучусь в закрытую дверь, которая, как мне кажется, никогда не отворится. Просто некому это сделать.

Временами кажется, что я превращаюсь в робота. Тело, разумеется, по-прежнему выглядит человеческим, а внутри царит нерушимая гармония, добытая путем отказа от неотъемлемых атрибутов homo sapiens – эмоций и чувств.

Люди часто путают эти два понятия, когда стремятся выразить словами то, что испытывают. Я, например, сравнительно недавно сумела провести четкую грань между ними. Эмоция… ну, в общем, понятно, что это такое. А вот чувство, выражаясь простым языком – ощущение значимости кого-то или чего-то. Вычитала в какой-то книжке, сама бы ни за что не разобралась.

Я теряю и то и другое (в смысле эмоции и т.д.)

Я тихо напеваю знакомую мелодию, словно шарманка, едва расставляя ударения в словах.

В детстве сестра пугала меня бабайками и барабашками. И я, наслушавшись неумело сочиненных небылиц из уст Алины, подолгу не могла заснуть. Лежала в коконе из одеяла, откуда торчал только нос. Становилось не так страшно, зато очень жарко.

Однажды мне довелось стать свидетельницей и активной участницей такой ситуации. Четырехлетняя девочка, а точнее – моя кузина не могла переступить порог темной комнаты, чтобы взять оттуда свои игрушки. В тот момент я оказалась рядом и наблюдала за ее действиями со стороны. Всякий раз, переступив через порог, она беспокойно оглядывалась и быстро возвращалась в прихожую.

– Пойдем со мной, – просит она, и мне становится ясным то, что не позволяет ей исполнить задуманное.

Страх. Причем, искусственно посаженный в плодородную почву детской души и регулярно поливаемый, благополучно возросший до размеров паники.

– В чем дело? – интересуюсь я.

– Там бабайка, – объясняет ребенок, указывая на соседнюю комнату.

В голове возникает единственно разумное решение.

– Послушай, – говорю я, глядя ей в глаза, – бабаек на самом деле нет. Их придумали для того, чтобы человек боялся и чувствовал себя маленьким и беззащитным. А раз в темноте никого нет, зачем испытывать страх?

Девочка, внимавшая моим доводам, задумалась, а спустя минуту шагнула в сумерки детской. До выключателя она не доставала, да и мрак был не таким уж непроходимым. Я решила не зажигать свет, предоставляя сестре возможность преодолеть барьер страха.

С возрастом приходит осознание ошибок как своих, так и чужих. С годами становится понятно то, что вызывало бурный протест на заре жизни.

Я выявляю все больше и больше ошибок в своем воспитании. Иногда я сама себе кажусь некой экспериментальной моделью, бета-верисией программы. Впрочем, я не могу судить своих родителей за упущения, распространенные во многих семьях.

На кухне дым коромыслом – мама сует в рот сигарету за сигаретой. Позже она будет ругать мою сестру за то, что та унаследовала, или «набралась» – как говорит мама, дурную привычку. Разумеется, сестра даже не обратила внимания. И топор вешать можно уже в квартире на Ленинской, в которой Алина проживает со своим женихом.

Подвешенная на нити равновесия, я изучаю пространство перед собой и ощущаю свою отстраненность от всего, что можно было бы именовать «реальность».

Нет ни горя, ни радости.

Нет ничего.

Силы неизбежно покинули тело, и я засыпаю.

Проваливаюсь в неведомую, но такую уютную темноту.

Сколько бы времени не длилось безмыслие сна, неизбежно наступит пробуждение.

Проснувшись, я пытаюсь найти хоть какое-нибудь захудалое и, скорее всего, бесполезное объяснение сложившейся ситуации.

Тщетно.

Так начинается утро третьего мая: с пустых души и желудка.

Кто-то что-то говорит. Слова проносятся мимо, не задевая в душе ни одной струны. Я слышу их, осознаю, но не реагирую. Грубость или вежливость, не имеет значения. Мир настолько однообразен… нет, вы даже не представляете. Резкая смена кадров бывает только в кино.

Тело передвигается автоматически, без участия разума. Таков ли он, предвечный покой?

Одноклассники решают важные проблемы: все-таки выпускной бывает раз в жизни. Впечатление такое, что из знаков препинания в моем распоряжении остались лишь точка и запятая.

– Ты где?

Передо мной предстает Илья. Кудрявая шевелюра садится рядом на подоконнике.

– Следующая тренировка когда?

– Не знаю, – отвечаю я равнодушно.