Сергей Луговой - Репортеры. Работа в шоу-бизнесе

– То есть если вы все-таки меня записали и просрали камеру, значит, сейчас непонятно у кого, на меня есть огромный компромат? Офигеть! И какого я вообще собрался на этот спуск именно вчера? Сидел бы бухал себе в баре! – не мог прийти в себя Гоша, а Дима пытался его успокоить. – Да ладно, в таком состоянии, котором мы вчера были, мы бы ничего записать не смогли. Вот, Вася вообще еле стоял. Просто камеру где-то оставили или в электричке сперли. Если сперли в электричке для тебя даже лучше. Никто тебя и не узнает. Подумают, что какая-то любительская порнография, типа свадеб и дней рождений.

Споря и матерясь, два героя этого рассказа, и я вместе с ними, наконец, дошли до трассы Москва – Тверь, где по гениальному решению Полигонова, которое поддержал и Гоша, нужно было поймать попутку до Твери.

– Шеф, тармазы дарагой! За сотку да Твэри! Дарогу паказать? Канечно, брат, канечно, покажем! Тут нэдалэко! – Обратился к водителю Жигулей пятой модели Дима. – Правда, дорогу до Твери, как выяснилось, не знал ни Дима, ни Голан. До города было больше ста километров и, конечно, мы проплутали часа три, чтобы добраться до точки Б. Разгоряченный джигит, костеря нас всех, на чем стоит свет, все-таки довез нас до окраин бывшей второй столицы Российского государства, где всех благополучно высадил и обматерил второй раз.

– До площадки, где выступаю совсем недалеко, – сказал Гоша, и мы продолжили свое пешее паломничество на этот раз уже до центра Твери. В концертном зале на входе в гримерку стояла продюсер Гоши Яна. Ее богатую русскую речь невозможно пересказать классическим русским языком, так как она была украшена различными эпитетами, метафорами и сравнениями. Вкратце, Яна доступно объяснила Гоше, сколько в него вложено денег и времени, и что с ним будет, если певец продолжит действовать в таком же духе.

Полигонов потребовал, чтобы Гоша дал ему эксклюзив, однако Яна ответила ему кратко – всего в три слова. Дима настаивать не стал, но все-таки попросил визитку, чтобы согласовать готовящийся к выходу материал с горнолыжного спуска, но совершил страшную ошибку, резко заявив, что камера со вчерашней гулянки с предполагаемой кучей компромата пропала в неизвестном направлении. Били Диму больно и сильно, а затем просто выкинули из концертного зала.

– Блин, репортаж потеряли, по лицу получили, и еще добавка ждет, так как материала нет, а нас два дня черти по этой стране мотали! Вертел я на одном месте всю эту работу! – Сокрушался Дима, но больше сокрушался я, ведь это был мой первый репортаж, и к тому же камера стояла на моем балансе. – Ладно, давай попробуем позвонить откуда-нибудь и попросить, чтобы нас забрали из Твери, хотя думаю, после такого главред нас предпочтет бросить подыхать именно здесь.

В таком печальном состоянии над нами стала сгущаться темнота. Нас спасло чудо. На центральный вход вышла покурить пиарщица Гоши Голана Маша, с которой Полигонов учился в одном институте.

– О, Маш, привет! Как дела? У нас как-то не очень. Камеру потеряли и отхватили люлей по полной программе. Теперь даже не знаем, что делать и как выбираться отсюда, – приступил к давке на жалость Дима, но у Маши от этих слов лишь поднялась бровь. – Вы так вчера ужрались, что не помните, как я вас троих на своей тачке везла на этот долбанный горнолыжный склон?! Не помните, как снимали!? Не помнишь, как ты ко мне приставал?! Не помните, как ваша святая троица сказала, что сейчас камеру в багажник моей машины положите, и куда-то смылась?! Но это еще не все, Дима! Из-за тебя Яна меня чуть не уволила, так как я вас потеряла! Затем полночи искала вас по городу, полицию подключили, но от вас, пьяных идиотов и след простыл! – разоралась на Диму расчувствовавшаяся Маша.

– Ну ладно, Маш, не расстраивайся! – прижав расплакавшуюся Машу и, дыша ей в лицо свежевыпитым «Сибкором», успокаивал ее Полигонов. – Дураки мы! Извини! Больше не повторится! Обещаем! Хорошо, что все хорошо закончилось! Кстати, полицаи как-то плохо сработали. Они нас даже нашли, однако не признали за большие таланты! В следующий раз лучше ищите и добавьте в списки розыска Московскую и прилегающие к ней области! Да, и еще займи денег пару тысяч или до Москвы после концерта подбрось, пожалуйста! – совсем обнаглел Полигонов, после чего Маша вырвалась у него из рук, дошла до автомобиля, открыла багажник, швырнула мне камеру и, показав неприличный жест пальцами, убежала в фойе.

Камеру я тут же запустил и да!!! Материал был на месте. Конечно, Гоша был немного под градусом и говорил много о том, что говорить обычно на камеру не надо, но монтаж творит чудеса! Материал все-таки был, чему очень порадовался и мой коллега. Через пять минут на центральном входе вновь появилась Маша и дала Диме три тысячи рублей, коротко бросив обиженным голосом, чтобы вернул через неделю.

– Она меня, наверное, любит! – блаженно сказал Полигонов, когда пиарщица Голана скрылась за дверью. – Хватай свою шарманку! Пора нам в Златоглавую валить. Приедем часов в двенадцать ночи, симки восстановим на Ленинградском вокзале и еще в метро успеем заскочить, чтобы до дома доехать.

Дальше все прошло по плану, несмотря на купленное в электричке пиво и очередное отмечание удачно окончившегося приключения. На следующий день в редакции, конечно, нас ждал шеф, но разборки с начальством показались сущими пустяками по сравнению с тем, что я пережил во время своего первого репортажа длинной в пятнадцать минут, съемки которого растянулись на два дня.

Полное погружение

Работа шла. День за днем меня и Диму отправляли на самые различные тусовки и мероприятия. Шампанское и вино на банкетах и всевозможных фуршетах лилось рекой, а к этой реке прилагались горы самых изысканных и при этом бесплатных для журналистов и гостей закусок. Этот непрекращающийся праздник жизни и тела для меня постепенно стал превращаться в рутинные серые будни. И вместо того, чтобы идти смотреть очередную кинокартину на светской премьере, мы уходили домой или брели с камерой и микрофоном до ближайшего бара. Очередной целью посещения премьеры была работа – собрать комментарии и снять красивый сюжет у всех звездных гостей. Конечно, нельзя сказать, что мы всегда уходили. Там, где нам нравилось, мы с удовольствием задерживались и затем обсуждали то, что увидели или услышали. Однако в целом, опять же повторюсь, все превратилось в рутину. И ненормированный рабочий день со всевозможными концертами, общением и едой под приятную музыку, по ощущениям стали теми же восемью или девятью офисными часами любого клерка.

Однако Полигонов мог привнести в эти рабочие серые дни кое-какое веселье радость и, конечно, проблемы… Но об этом рассказ зайдет попозже. В один из мартовских дней после какого-то стотысячного мероприятия нас вызвал к себе начальник.