Анастасия Баталова - Исполнитель желаний

5

Выпускной решено было отметить на природе. Весёлый автобус, набитый вчерашними школьниками, плавно покачиваясь, увозил их по шоссе вдоль побережья, от сверкающих высоток, от солнца, бьющего в заднее стекло, бегающего золотыми полосками по спинкам автобусных кресел, от вечернего шума города, к тихим островам, брошенным в залив горсткой крупных горошин, и связанных друг с другом и с берегом вантовыми мостами. Острова не застраивались, их решено было оставить лоскутками нетронутой природы для отдыха горожан, вьюнок и дикий хмель вблизи берегов начали завоёвывать металлические конструкции мостов, они обвивали вздымающиеся в небо толстые стальные тросы; удивительные чувства рождало это сочетание невесомого и массивного, гибкого и твёрдого, цветущего, переменчивого, живого и монументального, статичного, навеки застывшего в своём технократическом величии.

Ребята разделились на небольшие группы; гуляли по лесу, перебегали по пустым и тихим вантовым мостам с одного острова на другой, забирались в старинную заброшенную усадьбу, утонувшую по самую крышу в зарослях малины и иван-чая; там, среди битого стекла и размокших картонок кто-то из мальчишек нашёл портрет Вождя в тяжёлой деревянной раме. Саш Астерс объявил, что возьмёт его домой и повесит на стену.

Кирочка бродила одна. Никто с нею не заговаривал; и она долго смотрела, как гас над заливом закат, медленно обступаемый облаками; он постепенно исчезал в их тучной кремовой гуще, становясь всё краснее и тоньше, пока, наконец, не истончился совсем, превратившись в щелевидную, плотно стиснутую со всех сторон, густо-багровую полосу.

Кирочка кидала камни в воду, а когда ей это наскучило, рискованно ступая по замшелым скользким прибрежным камням, зашла так далеко в море, как смогла, и, найдя относительно устойчивое положение на плоском камне, зажмурилась, подставив лицо ветру. Ей доставляло странную мрачную радость стоять вот так, представляя, что берег не в нескольких десятках метров, а в сотнях миль, и она одна здесь, совсем одна среди воды и ветра…

Саш Астерс вышел на берег и увидел чёрный тонкий силуэт девушки на фоне закатного неба. Он сразу понял, что это Кирочка. Саш застыл, поражённый и очарованный этой картиной: тихие волны, пастельные краски неба, девушка, стоящая, кажется, прямо на воде, далеко-далеко от берега; ветер в её волосах, косынке, юбке. Он чуть было не окликнул Кирочку, но остановил себя, рассудив, что толком и не знает, что ей сказать.

Уже в сумерках, когда нужно было возвращаться к автобусам, Кирочка, запутавшись в лесных дорожках острова, случайно застала врасплох целующуюся парочку. Продравшись сквозь заросли дикой смородины и хмеля, она раздвинула руками ветки молодого орешника и увидела их. Двое остановились на узенькой тропинке и, обнявшись, соприкасались неопытными губами, робко, некрепко, словно щенки, что, принюхиваясь при знакомстве, так трогательно неуклюже тыкаются друг в друга мокрыми носами. Одним из этих двоих был Саш. Кирочка сумела это понять в полумраке, девушка же стояла спиной. Ирма Вайнберг? Или другая? Да разве ж это важно?..

Стараясь не шуметь, Кирочка исчезла среди ветвей. Но Саш, кажется, видел её. Он отвлёкся от поцелуя и какое-то время всматривался в серую мглу листвы сурово и напряжённо.

– Что такое? – спросила девушка.

– Да нет, ничего, показалось… – ответил Саш, снова склоняясь к ней.

Бежать по лесу совсем не то, что по городу. Лес – обитель гармонии. И когда ты расстроен, обижен, зол, он не принимает тебя; каждая кочка готова броситься тебе под ноги, каждый сук рад тебя уколоть – сама земля, усеянная коряжистыми палками, незаметными под длинной травой, встречает тебя враждебно. Кирочка бежала, спотыкаясь, сердито отмахиваясь от веток, хлещущих по лицу. И опять ей чудился чёрный вихрь; он закручивался всё быстрее и быстрее, сливаясь перед глазами в мутно-дымчатый столб от земли до неба; и иногда в его непрерывно вращающемся теле то здесь, то там мелькали новые туфельки Ирмы Вайнберг, её крашеные волосы, блестящая чешуйчатая сумочка для книг…

6

Жизнь не состоит из событий. Она непрерывна. Просто многие люди привыкли жить от события к событию, в перерывах смакуя собственные переживания так, словно ничего другого нет. Подобно тому, как человеческое сознание не в силах вместить бесконечность, оно не может принять абсолютную непрерывность; мы ограничены, и потому вынуждены дискретизировать. Само разделение времени на секунды, минуты, часы – лишь условность, принятая для простоты, и есть в этом разделении некая доля искусственности, ведь если бы существовали какие-либо кванты времени, то должны были бы существовать и промежутки между этими квантами, временные пустоты. Человеческое сознание не способно воспринимать время иначе, чем длительность процесса, но на самом деле время абсолютно непрерывно, безвременья в природе нет… Нужно вглядываться и вдумываться в каждую секунду своей жизни, бережно и любовно, даже если в эту секунду именно с тобой ничего не происходит – тебе решать, чем станет то, что ты увидишь, – восхитительным переживанием, которое захватит тебя целиком, или не стоящей внимания ерундой, которую ты пропустишь в ожидании чего-то яркого, невероятного, уникального, предназначенного лично тебе. Созерцание – есть великий дар, и не все наделены им. Умение созерцать – основа подлинного бескорыстия. Ведь всякий, неизменно находящий в созерцании удовольствие, счастлив только потому, что существует.

Кирочка, не ведая об этом, в полной мере была наделена таким даром. Для неё порхающие ресницы Саша Астерса существовали лишь как процесс; процесс можно наблюдать, но нельзя присвоить. В её сознании не возникало стандартных девчоночьих фантазий: о встречах, об объятиях, о поцелуях. И Ирма Вайнберг, физичка, Нетта, которая вскользь позволила себе заметить не в меру язвительно, дескать, Кирочка к Сашу неровно дышит – все они вызывали в ней досаду лишь потому, что каким-либо образом невольно овеществляли её переживания. Ирма ходила с Сашем за ручку по бульвару Плачущих Тополей; гуляя, Кирочка несколько раз видела их вместе. Физичка, тут и говорить нечего, когда Кирочка вспоминала про «мю» и саночки, у неё начинали гореть уши. «Втюрилась, а что такого, со всеми это когда-то случается», – сказала подруга Нетта. Нельзя так. Это слишком грубо. Если бабочку брать пальцами за крыло, можно повредить тончайший слой пыльцы на нём – бабочка не сможет летать и погибнет… Если дракончику Гордону, обидевшись, крикнуть: «Да тебя вообще не существует!» – он больше никогда не придёт поиграть… И если волшебный процесс назвать каким-то конкретным словом, подвести под какое-то общепринятое понятие, он сразу перестанет быть волшебным, сразу утратит свою уникальность; он будет просто одним из тех процессов, что происходят и с другими тоже, повторяются много-много раз и даже составляют некоторую статистику.