Анастасия Баталова - Исполнитель желаний

Кирочка сначала сосредоточенно сопротивлялась сближению, но вскоре сдалась – обаяние Аль-Мары было непреодолимо.

– Чай, кофе, пирожные? – спросила она, шаловливо присаживаясь на барный стул.

– Кофе, – сказала Кирочка, – чёрный, несладкий.

– А я буду чай и два эклера. Возьми и ты себе ещё что-нибудь, – с хитрым прищуром приcоветовала Аль-Мара, – пить голый кофе скучно.

– Как же правило, не помню номер, ну, короче… Где сказано, что не следует потакать своим гастрономическим слабостям. Внедрение в тонкий мир требует умеренности в удовлетворении желаний… – робко напомнила Кирочка.

– Вот когда вспомнишь номер, тогда я и буду соблюдать это правило, – расхохоталась Аль-Мара; её солнечно-медные волосы разгорались в потоке света из окна, делая небольшую кафешку будто бы чуть светлее.

– На самом деле всякое желание, которое ты отрицаешь, от этого только становится сильнее, – изрекла она, придвигая ближе принесённое официанткой блюдо с пирожными, – поэтому, чтобы не стать навеки заложницей эклеров, иногда я позволяю себе их есть.

Кирочка задумчиво болтала малюсенькой ложечкой в своём пахучем эспрессо. Это было совершенно бесполезное действие – сахара в чашечку она не положила, аккуратной пирамидкой кубики лежали на салфетке рядом. В словах Аль-Мары бесспорно было разумное зерно; все несбывшиеся желания так или иначе остаются в душе, некоторые застывают, превращаясь в камни сожалений, некоторые продолжают жить, только тихо, тайно, они ждут своего часа, словно бутоны или набухшие почки.

– Ну, ладно, уговорила, – угрюмо заключила Кирочка, – я закажу тирамису.

Аль-Мара была в теле и не в пример многим девушкам ничуть не стеснялась этого; двигалась она так легко и весело, что со стороны казалось, будто она даже получает особенное удовольствие от своих немодно женственных пышных форм.

Аль-Мара не лезла за словом в карман, и для всех, даже для Крайста, любившего подтрунивать над курсантами, особенно над девчонками, незамедлительно находила такой же искромётный, остроумный и нахально-шутливый ответ. Кирочка очень этому завидовала; сама она, если над ней смеялись, стеснялась, терялась и застывала с мрачной страдающей миной…

Аль-Мара со всеми в группе держалась приветливо и доброжелательно, улыбалась лучисто и девушкам, и молодым людям, но только она никогда не кокетничала, не заводила разговоров о мужчинах и отношениях, среди всех её историй, рассказанных Кирочке, не нашлось ни одной, посвящённой какому-либо чувству её юности – она упорно игнорировала эту тему, так, словно никогда в своей жизни не влюблялась и даже не думала об этом.

Кирочка ничего не спрашивала, хотя ей, конечно, было любопытно; она даже осмелилась поделиться с Аль-Марой своей маленькой сбивчивой историей про Саша Астерса, полагая, что той будет проще раскрыться в ответ.

Но Аль-Мара только нахмурилась, выслушав, вежливо покивала, а затем плавно перевела беседу на другое. Кирочка почувствовала, что после этого разговора Аль-Мара на некоторое время будто бы отдалилась, отгородилась едва ощутимой холодностью, и новых попыток расспросить подругу о её любовном прошлом предпринимать не стала – она решила, что здесь кроется какая-то тайна, призрак прошлого, воскрешать который, возможно, не доставляет Аль-Маре радости; крайне бестактно добиваться от человека откровенности на том этапе отношений, на котором он к ней ещё не готов. Захочет, сама расскажет.

– Кстати, сегодня, если мне не изменяет память, мы должны приехать к Крайсту на примерку формы для Большого Парада, – сказала Аль-Мара, слизав с пальцев крем.

– Что-то такое припоминаю, – отозвалась Кирочка, копаясь в сумке.

– Он назначил нам встречу в сквере напротив Храма Истинной Веры. В шесть, – Аль-Мара глянула на наручные часы, – сейчас половина пятого, мы успеем без спешки добрести пешком и ещё даже посидеть там на лавочках, съесть по мороженому.

– Ты, видимо, решила окончательно и бесповоротно меня совратить, – буркнула Кирочка с шутливым гневом.

– Нет, всего лишь немного поддержать пошатнувшееся равновесие между твоим желанием следовать своим порывам и твоей решимостью их подавлять, – рассмеялась Мара в ответ, пуская фонтаны искристой радости из сузившихся в щёлки глаз.

Позолоченные купола Храма Истинной Веры среди тёмной зелени вековых дубов ярко сияли в лучах солнца; вокруг Храма, но не рядом, а всё-таки на некотором расстоянии высились громадные небоскрёбы, будто бы они предусмотрительно отошли в сторону, дабы не затмевать своим титаническим ростом величия обители божьей.

На чистых выкрашенных белой краской скамейках в уютном скверике перед Храмом в этот предвечерний час почти не было свободных мест. Несмотря на весенний прохладный ветерок, маленький островок покоя и мягкой листвы среди отвесных железобетонных стен мегаполиса пользовался у горожан большой популярностью. Одну скамейку заняла группа молодёжи: длинноволосый парень наигрывал на гитаре, вокруг него сгрудилось человек пять слушателей. Другую скамейку облюбовали интеллигентные старушки с крохотными собачонками в комбинезонах. На третьей сидел пожилой мужчина с ноутбуком.

Аль-Мара и Кирочка, купив в киоске неподалёку два сахарных рожка, заняли свободный край скамейки.

– И не холодно вам мороженое есть? – осведомился Билл, появившись у них за спинами.

От неожиданности Кирочка чуть не выронила рожок. Аль-Мара рассмеялась.

– Да брось, Крайст, таким горячим штучкам, как мы, просто необходима система охлаждения.

С сияющей улыбкой Билл обратился к Кирочке.

– Дай лизнуть.

– Нет, – смерив Крайста подозрительным взглядом, она инстинктивно приблизила руку с рожком к груди, будто боясь, что его отнимут, – кто знает, какие у тебя там микробы на языке…

– Бука, – сказал Крайст, – Мара, может, ты поделишься?

– Держи, – та сразу протянула ему рожок, – От меня если и убудет, то я только порадуюсь.

Она хлопнула себя по налитой, туго обтянутой голубой джинсой, ляжке и рассмеялась.

– Ты любишь мороженое? – спросила Кира; некоторое время она смотрела, как Крайст ест, а потом отвернулась, почувствовав необъяснимое стеснение от того, что позволила себе наблюдать это процесс…

– Не знаю, странно звучит, любить мороженое, это слишком высокий глагол для обыкновенной еды, я вообще никак к мороженому не отношусь, я не думаю о нём столько, чтобы как-либо формулировать нашу взаимосвязь, вот сейчас я его проглотил, и всё, оно перестало для меня существовать.

– Мороженое превращается в ощущение, – сказала Аль-Мара задумчиво, забрав у Крайста рожок и тут же медленно облизав его, – и только потом перестаёт существовать. Оно переходит в наши положительные эмоции – это его вторая жизнь… Может, и мы во что-то перерождается, когда умираем…