Константин Нормаер - Механическая пустошь

Толпа изнывала от нетерпения. Подбадривая себя улюлюканьем, люди требовали начала представления: жестокой, кровавой расправы над беспомощной жертвой, у которой не будет ни единого шанса на спасение.

Первые ряды взревели. Скоро они станут настоящими вершителями судеб. Слепыми судьями, способными лишь выносить вердикт, а не выслушивать пламенные оправдания.

Небольшой частокол натянулся как тетива, отозвался протяжным стоном, но все-таки выдержал натиск человеческих тел. Толпа начала ухать, будто сыч-перевертышь, предвещая скорую дележку человеческой судьбы.

Высокий палач в самодельном колпаке с дырами для глаз и носа поднял руку. Двое привратников, дрожа от нетерпения, поплевав на ладони, взялись за поручни зубчатого колеса. Старые цепи дернулись, и решетка неохотно поползла вверх. Не успела она подняться, а на площадку уже вытолкали невысокого человека в оборванной одежде. Выглядел тот устало, но держался с явным достоинством. Удивительно дело, если учесть, что первые признаки зловонной напасти уже проявили себя во всей красе. Его лицо было разъедено Болотной кислотой, а грудь и руки украшали глубокие язвенные рубцы. И это было еще не все: правый глаз полностью отсутствовал, осталась лишь глубокая рытвина размером с хороший каньон. Казалось бы, этот страдалец должен испытывать ужасные мучения. Но вместо этого пленник гордо вскинул голову и с отвращением уставился на бушевавшее за оградой человеческие отродье.

– Вы только посмотрите на этого выродка, братья! – проревел ведущий церемонии. – Конечно, он не достоин вашего внимания. И все же присмотритесь к этому умирающему ублюдку! Грязному пожирателю человеческих душ! Я не ошибся, именно пожирателю!

Первые ряды тут же притихли. Не доверчивый шорох донесся с задних рядов. Шутка ли, сам Пожиратель! Такая дичь не каждый раз попадает в охотничьи силки.

– Его сцапали наши следопыты, гордость им и слава! Возле Фыркающих вод он доедал человеческие останки. Они принадлежали ребенку! – добившись нужного отклика, продолжил вещать устроитель расправы.

Новость вызвала эффект вспыхнувшего пламени. Голоса стали громче, а обсуждения эмоциональнее.

Странник вышел из салуна, осторожно приблизился к толпе и прислушался. Новость сама по себе не имела для него особой важности. Местные шаркающие-следопыты хаживали и на большие расстояния, чем Болотные извилины. В том ничего удивительного нет. А вот существо, которое им посчастливилось заарканить в последнюю вылазку, все-таки вызвало у путника некий интерес. Конечно, он мог ошибаться, но внутреннее чутье подсказывало ему, что таких просто совпадений не существует.

Протиснувшись вперед, странник внимательно вгляделся в скуластое лицо пленника.

Широко расставив ноги и воздев руки к небесам Пожиратель продолжал проявлять безразличие ко всему происходящему. Небрежно смахнув с раны выступивший гной, он сплюнул кровью. Осклабился, словно горная макака. Нагло, агрессивно, как будто для него это была всего лишь игра.

Толпа напряглась, заволновалась. Кто-то ругнулся, кто-то непроизвольно охнул. Ну а в тех, кто послабее, зародились первые признаки страха.

– Не переживайте и не трепещите! Скоро наш скромный Хряк отомстит за наше людское племя! И тогда этот упырь получит за все зло, что сотворил! – успокоил всех устроитель.

Зрители поддержали его радостным улюлюканьем.

А вот странник – наоборот, не разделил всеобщего веселья. Куражится с тем, кто не отбрасывает тень, дело опасное. Как бы жалко он сейчас не выглядел, существует и обратная сторона медали. И пускай он всего лишь слуга, это не умоляет его достоинств. Колдун не берет себе в проводники кого попало. А значит, сегодняшний бой может иметь вполне неожиданный финал.

– Итак, встречайте! Посланного нам самим Господом! Защитника бедных жителей Жаровни! – во всю глотку выкрикнул голос. – И да свершится гребаное правосудие!

Над ареной повисла томная пелена предвкушения.

Пленник с интересом поднял взгляд и уставился на противоположные ворота. Из полутьмы промозглого подвала донеслось протяжное бурчание, а затем раздался душераздирающий вопль, словно собирались забивать полуфунтового [3] в данном случае речь идет о весе превышающим 250 килограмм порося.

Любой другой на его месте бы затрясся бы от страха, обманчив не только штаны, но площадку. А если оцепенение позволило бежать – кинулся бы на хлипкий забор, чтобы хотя бы попытаться покинуть арену.

Но сегодняшний пленник поступил иначе. Оскалившись, будто молодой волчар, он ссутулился, принял низкую стойку и приготовился встречать противника голыми руками.

Ворота уже поднялись вверх, брызнув наружу сырым холодом и вонью испражнений. Противник был уже рядом.

Вначале появилась длинная мохнатая морда с пятаком на конце, а в темноте вспыхнули две пары крохотных янтарных глаз. Толпа застонала – Грызун выбирался наружу. Был он горбат и широкоморд, словно потомственный хряк, которого обычно загоняют в Гиблую просеку. Правда, на вид он был гораздо крупнее. Его толстую шкуру покрывали длинные, извилистые шрамы, а сточенные бивни хранили на себе следы былых схваток.

Зверь медленно вышел на арену и разразился ужасающим воем. Так могла кричать птица, пустынный койот и еще тысячи неведомых созданий одновременно.

Пленник вздрогнул. Он ожидал увидеть кого угодно, но только не Подгорного жевуна, которого местные отчего прозвали Грызуном.

– Убей его! Порви на клочки!

– Вырви ему кишки!

– Раздолбай ему башку!

Многоголосье всевозможных приговоров разнеслось по периметру. Только все они предназначались, не зверю, а пленнику. Чтобы устрашить! Подавить волю к сопротивлению! Уничтожить еще до начала самой схватки!

Но жевун не спешил переходить к действиям.

Его глаза пока привыкали к яркому свету, копыта разбрасывали тяжелый песок, но даже в таком состоянии зверь уже почувствовал запах жертвы. Тяжелый, слегка солоноватый смрад, который обездвиживает тело и путает мысли, повис над ареной.

Зверь рыкнул. Пленник ответила тем же. Зрители откликнулись нервным гоготом.

Один наступает, второй пятится назад – эдакий предсмертный танец под радостные вопли и свист неугомонной публики. Каждый желает продлить этот леденящий душу момент, но в тоже время и спешит избавиться от томительного ожидания неизвестности. Извечный парадокс любого захватывающего зрелища.

Небольшая заминка. Поворот, рывок, перемещение. Наконец зверь загнал жертву в угол. Неторопливо, словно пленник сам желал поскорее покончить с бесполезной беготней и отдать себя на откуп этому жестокому миру. Зверь приклонил голову и захрипел. Копыто впилось в песок – в стороны полетел песок.